Через пять минут я понял, что.
Нет, я не понял — у меня это в голове не укладывалось.
Сначала я подумал, что она меня разыгрывает, чтобы избежать легких, но совершенно справедливых упреков с моей стороны.
Потом меня затопила обида — это она специально без меня овладела более сложным умением распознавать ангелов в невидимости, чтобы показать мне, какой я бездарный учитель.
Потом она не оставила мне ни малейшего сомнения в том, что ощущает меня в инвертированном состоянии.
Быть такого не может!
Нет, может — она вовсе не играла, когда я к ней приближался: она действительно начинала задыхаться, лицо у нее краснело и на лбу капли пота выступали.
Вот тогда-то на меня и обрушилось осознание всего масштаба произошедшей катастрофы.
Больше никогда я не смогу приблизиться к ней незаметно.
Больше никогда не смогу я понаблюдать, чем она занимается в мое якобы отсутствие.
Больше никогда не смогу я удостовериться, что она держит любое данное мне обещание и не держит от меня никаких секретов.
Она и так добрую половину моих мыслей улавливает, а теперь я вообще стал для нее открытой книгой. Как Игорь был для меня — каким же удобным казалось мне тогда это обстоятельство.
Пока он не научился ставить блок.
Стоп. А вот это спасение. Нет, не очень. Если она не захочет блок ставить, я об этом узнаю только после того, как она меня учует. Нужно мне учиться. Как объяснить Игорю необходимость ставить блок против его матери?
Не пойдет. Впрочем, его Дарина научила, а ее Макс. Типичные навыки темных. Этот шутник хотел, по-моему, продолжить знакомство? Как его вызвать? Макс. Опять темного об одолжении просить? Нет уж, пусть лучше его Стас просит, официально.
Судорожно размышляя, я уже вытащил телефон, как вдруг заметил краем глаза какое-то движение. Вскинув рывком голову, я увидел, что Татьяна исчезла.
Такого ужаса я не испытывал даже тогда, когда она меня не узнала. Тогда она стояла передо мной, и я ее просто кожей чувствовал — где-то в глубине похорошевшей оболочки. А сейчас, если она каким-то чудом научилась инвертироваться… Это что — я к ней подкрасться больше не могу, а она ко мне в любой момент? У меня мороз по коже пошел.
Минуточку, в прямом смысле пошел! Как свежим морозным воздухом повеяло. Я медленно встал и пошел на источник прохлады. Слава Всевышнему, она только в невидимость перешла! Только! Ничего себе, смена подрастает. Татьяна, забудь об инвертировании! Пожалуйста. Пока я не научусь через него проникать. Еще не хватало, чтобы она меня в прямом смысле холодом обдавала, когда мы поругаемся. Правда, не исключено, что я теперь этот холод элементарно растопить смогу…
Мне срочно нужен специалист по инвертированию. Хоть бы такие у Стаса были, а не только у темных!
Вручив Татьяне историю Тени, чтобы занять ее, я вышел во двор и позвонил Стасу. Не выпуская Татьяну из поля зрения.
Орать он начал с первой же секунды, и так, что у меня телефон в руках подпрыгивал — еле звук уменьшил.
— Вы там все вообще берега потеряли? — разрывался телефон. — Графоманы хреновы! Мне с чемоданом ребят к вам отправлять?
— Ты сам, по-моему, страничкой не ограничился, — огрызнулся я.
— Я одной частью ограничился! — еще больше взбеленился он. — Как договаривались. А вы же не можете! А ты вообще тройную норму должен дать! Какого лешего ты везде свои пять копеек повставлял?
— Стас, ну доставил же как-то, — произнес я примирительно, — чего пыхтеть?
— Нет, не доставил, — отрезал он. — Не все. Только пять экземпляров. И то у парня моего глаза были круглые, как блюдца — решил, что с такими отчетами Маринино направление приоритетным стало, в ущерб остальным. Пришлось его до конца дня в увольнительную на землю отпустить — может, напьется и забудет.
— А остальные экземпляры? — не понял я.
— Тебе на обычном месте оставят, — безапелляционно заявил он. — Как хочешь, так и проноси.
— А ты не боишься, — ехидно поинтересовался я, — что твой ценный кадр на досмотре задержат?
— А ценный кадр на то и ценный, — в тон мне ответил он, — чтобы не попадаться.