— Нам нужно поговорить, — твердо произнесла я, старательно копируя тон Марины.
— Вне всякого сомнения, — с готовностью ответил он.
— Я первая, — бросилась я развивать успех.
— Я тебя слушаю, — попытался он свернуть мой успех в сторону.
— Нет, я первая спрашиваю! — не оставила я ему никаких сомнений.
— Вот что-то мне это напоминает… — Он нарочито задумался. — Мне по очереди отвечать или сразу на всю обойму?
Я помолчала, прокручивая в памяти телефонный разговор, чтобы ничего не пропустить.
— Что ты обещал Марине? — начала я с самого главного. — Это нашу историю усовершенствовали? Для кого? Для других детей? Игорь точно бросил эту затею? Почему это вы все такие покладистые сделались? Какое это одно дело вы делаете? И кто это прозрачный? Что за история с ним? И почему он наш?
Мой ангел внимательно слушал меня, то и дело кивая головой. Обнадеживающий вид. Я перевела дух и приготовилась слушать.
— Татьяна, — начал он, — я обязательно отвечу на все твои вопросы. По порядку, без исключения, ничего не откладывая и не утаивая. Но сначала… пожалуйста, исключения ради, ответь на мой. Один.
Я подозрительно посмотрела на него. Помню я эти его вопросы в самом начале нашего знакомства, для ответа на которые мне иногда полдня не хватало.
— Только если это не будет твое вечное «Почему», — решилась я, наконец, на хорошо опробованный компромисс.
— Нет, это очень простой вопрос, — заверил он меня. — Скажи мне, что ты задумала, когда отправила нас в аварию вместо Игоря?
Да уж, проще некуда. И самое главное, что за моим ответом неизбежно последует «Почему». И, скорее всего, не одно. А, ладно, он сам сказал — один вопрос. А потом все мои.
— Ты мне рассказывал, — медленно начала я, — что после смерти мне придется проходить эту вашу контрольную комиссию. На которой будет рассматриваться вся моя жизнь. Я хотела встретиться с ними. Лично. Рассказать им о наблюдателях. Как они искажают действительность. Пользуясь своим положением и секретностью.
Я замолчала под его пристальным взглядом. Где его «Почему»? К ним я хотя бы приготовилась.
— В общем, хотела донести до них человеческую точку зрения, — неловко добавила я.
— Понятно, — коротко ответил он.
— Правда? — обрадовалась я.
— Мне понятно, а вот тебе нет, — отрезал он. — Ты проходила бы эту комиссию, если бы твоя жизнь естественным образом закончилась. Тогда и я бы мог подключиться — мои рекомендации обязательно бы рассматривались.
— Каким естественным образом? — возмутилась я. — Времени уже не было ждать! Они же прямое нападение на Игоря планировали!
— Отлично, мы здесь. Что дальше? — склонил он голову к плечу. — Тебя до конца обучения даже слушать никто не станет, мне тоже пришлось выйти из игры…
— Я же говорила, чтобы ты на землю возвращался! — напомнила я ему.
— Нет уж, — резко повел он в сторону рукой знакомым безапелляционным жестом. — Как я погляжу, за тобой не только на земле глаз да глаз нужен. Тем более, со всем этим ужесточением системы безопасности. Ни к Стасу попасть, ни в административное здание ничего не пронести, ни мысленной связью воспользоваться. Я боюсь даже думать, чего Стасу стоило, чтобы тебя назад не отправили. Ты теперь понимаешь, что ты натворила? — рявкнул он.
— Я понимаю, — коротко ответила я, и остановилась, чтобы сморгнуть подступающие слезы. — Ты просто не хочешь мне отвечать.
— Я обещал, — мрачно заметил он.
— Мало ли, — заметила я, вставая. — У вас же многое изменилось.
Я пошла к стеклянной двери. В видимости он за мной во дворик не потащится, а в невидимости — пусть остается, где хочет. А я с бесплотными голосами разговаривать не обязана.
— Ладно, что сделано, то сделано, — проворчал он, хватая меня за руку. — Я тебя в потемках держать не буду. В отличие…
— Что? — резко обернулась к нему я, но он уже перешел к запрещенным приемам.