Я спохватился, но было уже поздно. У Марины глаза сделались, как блюдца, причем полные такой ярости, что я невольно взгляд отвел. И увидел Игоря, обхватившего голову руками и раскачивающегося из стороны в сторону. Дара что-то шептала ему на ухо, тоже бросая на меня испепеляющие взгляды.
Спас меня Стас.
— До этого, я думаю, не дойдет, — снова подал он голос. — Я там тоже буду — не позволю. Если нужно будет — наверх пойду. Решение об операции под давлением наблюдателей было принято…
— Но исключать этот вариант мы не можем, — перебил его я, заметив, что Макс весь вперед подался, нахмурившись. — И здесь вопрос к тебе, — повернулся я к нему. — Можно будет договориться, чтобы распыление просто сымитировали?
Макс все это время переводил недоуменный взгляд с одного из нас на другого, а сейчас и вовсе уставился на меня в полном изумлении.
— Это что, у нас новый командор появился? — фыркнул он. — Как ты это себе представляешь — публичный отказ от исполнения приговора вашей всемилосерднейшей комиссии? Чтобы у вас опять визг поднялся о нашем неподчинении? И что это за операция здесь постоянно упоминается? — Он опять впился взглядом в Стаса.
— Не публичный и не отказ, — не дал я ему свернуть разговор в опасную сторону. — Нужно просто отложить это исполнение, если до него дело дойдет. Пока мы не соберем доказательства его неправомерности. Вам это, между прочим, шанс блеснуть вдумчивостью и дальновидностью, — добавил я.
Он глянул на меня с внезапным интересом.
— Вот так-то лучше, — протянул он насмешливо. — Я думаю, наши могут прислушаться к предложению продемонстрировать свои очевидные преимущества.
Стас громко прочистил горло.
— Так, теперь люди, — быстро наступил я ему на него. — С ними сложнее. Для них Анатолий с Татьяной погибли. Уже и навсегда. Дара, — повернулся я к дочери, — я попрошу тебя с Аленкой мать поддержать. — Она молча кивнула. — Света со своими…
— Их я на себя беру, — вновь обрела голос Марина.
— А сможешь? — засомневался я. — От тебя ведь искры летят, а с ними нельзя будет ни сном, ни духом…
Она только глянула на меня, и я снова примирительно поднял руки.
— И родители Татьяны… — продолжил я, и в комнате повисла полная тишина.
— Игорь… — нерешительно произнес я через несколько мгновений.
Он снова замотал головой, не выпуская ее их рук.
— Игорь, — повторил я тверже, — у них, кроме тебя, никого не осталось. Ты знаешь, что у твоих родителей есть шанс и будет вся возможная помощь — они нет. Сейчас это и будет твоя помощь родителям. Твоя мать должна знать, что о ее родителях кто-то заботится. Если не осилишь, как мы сможем что-то более серьезное тебе поручить? — усилил я нажим.
Он поднял голову, долго смотрел на меня, не отрываясь, но, в конце концов, кивнул. Все так же молча.
— Наверно, нужно еще Анабель сообщить, — полностью вернулась к своей обычной отрывистости Марина.
— Да, — кивнул я, — скажи ей, что мы пока держим ситуацию под контролем, но в случае надобности будем и ее о помощи просить.
Впрочем, это было слишком сильно сказано — насчет ситуации под контролем. Через день Стас передал Марине абсолютно неожиданную новость — не знаю, какими усилиями ему удалось добиться зачисления Татьяны к нам, несмотря на безвременную кончину. А вот в отношении Анатолия он раз за разом отделывался короткой фразой, что, мол, у того все хорошо, хотя на заседании комиссии его не было. У меня появились нехорошие мысли, что на этот раз моему знаменитому наставнику предъявили счет за все его прошлые прегрешения.
К сожалению, Игорь полностью разделял мои подозрения. К еще большему сожалению, у него появилась возможность их разделять.
Известие о «гибели» Анатолия и Татьяны наши люди приняли тяжело. Не знаю, как это прошло у Светы и Татьяниных родителей — мне одной Гали хватило. Были и крики, и слезы, и заламывание рук, метания из угла в угол — один раз чуть «Скорую» не пришлось вызывать. Я даже подумал, что хорошо, что от Анатолия никаких известий нет — не нужно было притворяться, изображая подавленность.
На похоронах, однако, все они вели себя сдержанно: то ли боль утраты уже притупилась, то ли не хотели они эту боль друг у друга подпитывать. Спокойнее всего, как с удивлением отметил я, были родители Татьяны. Хотя ничего странного — даже из моих редких наблюдений было ясно, что они всю жизнь больше друг для друга живут. Они стояли там, крепко обнявшись и явно найдя в этом объятии опору. И не отпускали от себя Игоря ни на шаг. Я подумал, что они нашли в нем замену Татьяне — ее продолжение, на которое можно было направить не доставшиеся ей заботу и внимание.
Игоря хватило ненадолго. Он сбежал от них уже через несколько дней, в свою городскую квартиру, где и заперся от всех, подчеркнуто вежливо и также кратко отвечая на телефонные звонки, но отказываясь встречаться с кем бы то ни было.
Даже с Дарой. О чем она мне и сообщила все с тем же немым вопросом в глазах: «Что делать?». Винить Игоря у меня язык не повернулся — рассказывал мне Анатолий, что когда Татьянина мать опекать кого-то бралась, бежать хотелось на край света. Но я также знал, уже из личного опыта, что периоды мрачного уединения Игоря никогда ничем хорошим не заканчиваются.
Открыл он мне далеко не сразу. Но открыл. Прозвонив в дверь почти час, я набрал его номер, и без всяких преамбул твердо уверил его, что у меня терпения больше. Он еще немного поломался, но все же распахнул рывком эту дверь — с выражением крайней враждебности на лице.
— Можно войти? — спокойно спросил я.
— Нельзя! — отрезал он.