Как выяснилось, вторая рука тоже сгибалась, и ноги тоже — и по отдельности, и вместе. А туловище?
Туловище почему-то не захотело: я несколько раз попыталась согнуть его, но оно упрямо распрямлялось и вытягивалось. Вдруг руки согнулись как-то иначе, пальцы на них закрались под туловище, растопырились, напряглись — и ближайшая ко мне часть туловища рывком взлетела вверх.
Как-то очень неудобно стало — пальцы ног оказались ближе, но где-то внизу, а в самих ногах возникло чувство явного дискомфорта. Не успела я подумать, что туловищу, наверно, сгибаться не положено, как оно вдруг развернулось, потянув за собой ноги, которые тут же согнулись, и дальняя их часть пропала их поля моего зрения.
Нет-нет-нет, куда? Это же мои ноги! Я еще сильнее согнула туловище и тут же успокоилась, увидев их в целости и сохранности на другой белой поверхности, внизу.
Понятно, значит, руки сгибают туловище, а оно — ноги. Кстати, руки для этого упирались в эту ближнюю ко мне поверхность, а если ногами упереться в ту нижнюю, на которой они оказались?
Туловище вдруг снова рвануло вверх, и все части моего тела распрямились. Ну что ж, логично: сгибание начинается с рук, а наоборот — с ног.
А теперь что делать?
В голове у меня возникла цепочка слов: лежать — сидеть — стоять, и после некоторой заминки, добавилось еще одно: ходить. Первые три определенно описывали то, что только что произошло, а вот последнее что такое?
Одно моя нога вдруг двинулась вперед, вторая тут же последовала за ней, но чуть дальше, первая решила не отставать, вторая то же… Так вот, что такое ходить! Это было самое замечательное чувство из всех, которые до сих пор у меня возникали. Из меня вырвался какой-то странный, но довольно приятный звук — смеяться, услужливо подсказала память.
Я принялась ходить, с удовольствием рассматривая уверенные перемещения своих ног, но они вдруг остановились. Я неохотно оторвала от них глаза и впервые осмотрелась вокруг себя.
Новые слова посыпались градом.
Комната. Окно — передо мной. Стол — рядом с окном. И стул. Шкаф — чуть дальше, назад. Кровать — напротив него. Дверь — совсем далеко, напротив окна. Стены, пол мягкий под ногами…
И все абсолютно, совершенно белое.
Вдруг возле двери, на стене ближе к шкафу и дальше от кровати, я заметила еще что-то, по форме напоминающее дверь, но меньше. Я прислушалась — никакого слова в голове не возникло.
Ноги затоптались на месте, разворачивая туловище, и я двинулась от окна к двери. Уже подходя к ней, я сообразила, что можно было чуть меньше разворачиваться и направиться прямо к этому непонятному объекту, но мои ноги, наверно, решили доставить мне несколько лишних шагов удовольствия.
Подойдя к единственному неопознанному предмету, я вдруг резко шагнула назад. Только что он был абсолютно белым, как все вокруг, и вдруг на нем показалось первое яркое пятно.
Правда, как только я отступила, оно исчезло. Ничего не понимаю. Я вглядывалась в него несколько мгновений — пристально и безрезультатно — и затем снова приблизилась на совсем маленький шажок. Пятно тут же появилось.
По цвету оно напоминало мои руки и ноги. В целом. По форме оно ничего в комнате не напоминало. Круглое, подсказала память. Нет, овальное, поправилась она. И тут же добавила — лицо.
Я приблизилась, чтобы рассмотреть его — оно ринулось мне навстречу. Я отшатнулась — оно тоже. Я решила потрогать его наощупь — и увидела другую руку, тянущуюся от него к моей.
Я медленно поднесла свою руку к глазам — та, другая, рука сделала то же самое. Это что, мое лицо? А почему руки и ноги у меня при себе, а лицо отдельно?
И не только лицо, между прочим! Слова опять понеслись вскачь — лицо, глаза, нос, рот, брови, волосы… Я принялась ощупывать их обеими руками, внимательно вглядываясь в… Зеркало, вырвалось из потока новых слов нужное!
Мне показалось очень странным, что я могла видеть все части себя, кроме лица — в целом, оно мне понравилось. Большие зеленовато-серые глаза, длинные мохнатые ресницы, тонкие брови дугой, маленький ровный нос, высокий скулы, яркие губы, густые пушистые каштановые волосы вокруг него — повернувшись, я увидела, что они довольно длинные…
Но если глядя на свои руки, ноги, туловище, я не испытывала ни малейших сомнений, что они мои, то с лицом у меня почему-то такой уверенности не было. Я принялась вновь разглядывать его и обнаружила, что оно меняется.
Брови поднимались, то одна, то обе, глаза то сужались, то расширялись, губы растягивались, приподнимая скулы и показывая ямочки на щеках. Вдруг брови сошлись над носом, глаза широко распахнулись, губы шевельнулись — и из них вырвалось негромкое:
— Ты кто?
Я замерла. Где-то я уже слышала этот вопрос. Нет, где-то я его уже задавала — голос тоже был определенно мой. И в тот момент я впервые осознала, что у меня нет ответа на этот вопрос. В памяти не возникло никаких слов. Все это время я вполне довольствовалась мыслью, что я — это я. Но кто я?
Нет, хватит с меня. Я резко отвернулась от этого красивого лица, которое вызывало у меня вопросы без ответов, и пошла к окну — просто чтобы снова ощутить удовольствие от движения тех частей меня, которые точно были моими.
В этот момент у меня за спиной послышался новый звук. Стук, в дверь — на этот раз не подвела память.
Я остановилась на полушаге. Потоптавшись на месте, повернулась. Настороженно посмотрела на дверь. Ничего не происходит.
Вдруг снова послышался стук, на этот раз чуть громче.