Полностью совладав с блузкой, обернулась.
— Катя, сохранение тайны особенно тебя касается… — сказала с нажимом, не скрывая угрозы. И как ни в чём не бывало, — А где у вас зеркало? А, вижу, — и, подобрав сумочку, подошла к зеркальной двери шкафа-купе. — Надьке некоторые вещи знать вредно для здоровья, поняла?
У Катришки сделалось злое лицо и открылся рот. Я быстро зажал её губы ладошкой и прошептал в ухо:
— Не время, потерпи…
— А то мало ли что может случиться. С тобой тоже, кстати. Тысячу раз подумай прежде чем языком молоть. Не в обиду тебе, Пётр. — Закончила, наконец, свою мысль Вера.
«Она умеет поднимать тонус», — подумалось мне. Сказал же другое:
— А как тебе вообще всё?
С минуту она ещё поправляла волосы, редактировала глаза и губы, и лишь потом, решив, что красота наведена полностью, повернулась и ответила.
— Я тебе честно скажу, студент. Ты конечно молодой, зелёный и выглядишь как ботаник-замкадыш, но ощущения своей кодировкой мне устроил исключительно приятные, которых не испытывала никогда и никогда не забуду. Это как смерть и рождение, как вспышка чистого удовольствия, растянутая на века. Не знаю, как выразиться точнее. Кстати, а ты когда на учёбу? Я в воскресенье в Москву, как насчёт вместе? — закончила, состроив мне глазки.
— Не, я на больничном, — ответил я, с сожалением стуча по ноге.
— А, ну да, — согласилась она и присела на диван. — Жаль. В смысле, что вместе не получится, а то бы… — не закончив предложение, вытащила из сумочки айфон, включила и с сожалением покачала головой:
— Увы, но мне пора. Очень приятно провела время и надеюсь с пользой, — закончила говорить, вставая.
— Да, пора, — согласился я и подтолкнул Катришку. — Последовательно, не перескакивай.
— Красный один, Вера, — сказала сестра, не скрывая злорадства.
— Причём здесь красный? — удивилась девушка-автобус и вдруг забеспокоилась. Нервно огладила на себе брюки, будто что-то стряхнула с ляжек, сглотнула, и поспешила в прихожую, к босоножкам. — Мне действительно надо срочно бежать.
— Красный два, — продолжила счёт сестрица теперь уже спокойным тоном.
Послышался шумный, хриплый выдох. Мы с Катришкой переглянулись и синхронно встали. Меня кольнул страх от воспоминания о последствиях прошлого сеанса, но ничего, боль не появилась. Наоборот, вроде как сила в ногах добавилась.
В прихожей Вера сидела на корточках, спиной прислонившись к стене. Руки были зажаты между ног. Она глубоко дышала, явно пытаясь успокоиться. Увидев нас, девушка пересилила себя и потянулась к обуви.
— Сейчас, обуюсь… что-то прихватило… — она пыталась хоть как-то объяснить собственное поведение.
— Красный три, — сурово продолжила счёт Катришка.
— О-о-ох, — вырвалось из Веры и руки вернулись обратно в промежность.
Одна ладонь осталась там, активно двигаясь, другая поднялась к груди и стала мять её через одежду. Иногда девушка посматривала на нас, и взгляд её был виноватым, как у сенбернара. Что-либо сказать у неё не получалось — тихие, воющие стоны не перекрывали слова, нет, она банально не могла сообразить, не знала, как оправдаться.
Катришка, как мне показалось, прождала издевательски долго, прежде чем сказать «красный четыре». И понеслось. Вера начала сдёргивать с себя одежду.
Судорожно расстегнула и спустила штаны с трусами, задрала поверх грудей лифчик, руки загуляли по голой щели и по молочным железам. Правая, которая поселилась между раздвинутых ног, работала с частотой вибратора, периодически утопая в безразмерном лоне, левая тискала грудь, вытягивала соски. Мне представлялось, что там останется огромный синяк. Громкие стоны перемежались с хриплым шёпотом:
— Боже, скорее… не могу больше… ну пожалуйста, господи… кончить, кончить, мне надо кончить… по-жа-луй-ста!
— Красный пять! — торжественно произнесла Катришка.
Вера задёргалась, повалилась на пол, оказавшись спиной к нам, застонала ещё громче и замерла, сведённая сладострастной судорогой — теперь не мостом, а в позе эмбриона, свернувшись калачиком. Наконец, раздался облегчённый выдох и послышалось тихое:
— Хорошо… божечки мой, как хорошо…
Она пролежала почти минуту, прежде чем стала подниматься с неуютного, холодного, жёсткого пола. Встала на ноги и молча принялась натягивать штаны, не стесняясь нас совершенно.
— Не надо Кать больше, пожалуйста, — попросила потрясённая Вера.