Катришка поступила вполне предсказуемо — бухнула кружку кофе мне прямо под нос. Я еле успел сдвинуть ноут.
— Спасибо сестричка, и я рад тебе услужить, — съёрничал я рефлекторно, без задней мысли. — Я бы тебя ещё бутером угостил, с ветчиной и веточкой петрушки сверху…
— Сам, Петрушка, до кухни доковыляй и жри там всё, до чего ручки твои загребущие дотянутся! — фыркнула она. Её глубокие, цвета тёмного янтаря глазки вскрыли мне грудную клетку и резанули прямо по оголённому сердцу. Без злобы и ненависти, чисто по-сестрински.
Розовые тапки — собачки смешно хлопали белыми ушками, когда Катришка удалялась на кухню, походкой, как ей представлялось, независимой взрослой женщины.
Она вытянулась и округлилась за последнее время, заимела настоящую взрослую грудь больше первого номера. Подростковая угловатость сменилась мягкостью, формы тела приобрели близкие к современным манекенщицам параметры. Если бы не рост — мелковатый для дизайнерской вешалки, уверен, Катришка уже оббивала бы пороги модельных студий.
Я ловко убрал наполовину опустевшую кружку, чтобы на месте круглого следа возникла тарелка с половиной буханки хлеба и немалым куском ветчины. Пришлось ещё дальше отодвинуть и развернуть ноутбук.
— Резать я тебе не нанималась, — заявила Катришка, протягивая нож.
— Хорошо, — покладисто согласился я.
— Всё, больше я к тебе не подойду, хоть убейся. И чтобы сам посуду на кухню утащил.
— О-как? — я поднял бровь, намекая, что руки у меня всё-таки костылями заняты.
— Мне некогда, справишься. Мне на речку собираться. Такой денёк пропускать — грех. Лето кончается. Середина августа, не заметил?
— С кем собралась? — поинтересовался из вежливости.
— К сожалению, только с Надькой. Мужички, увы, не предусмотрены, так что моя девичья честь в очередной раз не пострадает. Можешь не беспокоиться.
— Было бы за что переживать, — отмахнулся я, приступая к нарезанию хлеба. — Кто на тебя, страшилищу, посмотрит, — произнёс любовно.
— Это на меня-то?! — искренне возмутилась Катришка, шутки категорически не принимая. — А так! А так! А так! — восклицая, принимала сексуальные, по её мнению, позы.
Смотрелась она здорово. Не был бы братом… но для меня она навсегда останется малявкой, несмотря на разницу всего лишь в год. Ну, чуть больше: ей через полгода шестнадцать, мне через пару месяцев семнадцать стукнет.
— Красава, красава, угомонись! — сдался я, в знаке примирения поднимая руки.
— Так-то вот! — гордо заключила она, и тут её взгляд упал на экран ноута, развёрнутый почти в её сторону. — Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась она, глядя, как мужчина в костюме раскачивает перед лицом женщины блестящие часы. — А звук где?
Догадавшись, потянулась выдёргивать из гнезда наушники. Я её руку перехватил. Не тронь, мол, не твоё, не хапай.
И мысленно застонал. Я не то, что бы стыдился своего непонятно откуда взявшегося увлечения, но и не афишировал. Больше, наверное, опасался убедиться в том, что мне гипноз неподвластен. Боялся проверки делом, даже мысленно откладывая начало практики с «живым материалом», желательно со мной не знакомым, на когда-нибудь потом, когда, например, выздоровею окончательно. Ну, когда от костылей хотя бы избавлюсь. Становиться мишенью для едких насмешек не хотелось категорически.
— Ты что, в эти понты голимые веришь? — возмутилась она, попытавшись выдернуть перехваченную конечность из захвата.
Сила в пальцы вернулась не так давно, и я пока ещё любил демонстрировать хват. Приятно быть сильнее сестры, когда буквально месяц назад всё было наоборот.
— Это не понты, Катриша, — серьёзно сказал я, делая лицо как можно уверенней и суровей. Ну, постарался сделать — внутри всё похолодело. Будто зимней стужей дунуло.
— Да там, в телике, в этих шоу дебильных, гипнотических, всё сценарием расписано, а в цирке — нам Сашка Злобин рассказывал, которого фокусник на сцену вызывал — говорил, что специально поддавался, чтобы смешнее вышло. — Заявила младшая сестра безапелляционно, с подростковой категоричностью, якобы со знанием дела. — Да отпусти ты руку, медведь! Больно же. — Я медленно разжал захват.
— Ну-ка, попробуй меня загипнотизировать, а? Слабо? Только не отмазывайся! — со злостью растирая запястье, подначила меня Катришка.
— И на костыли не кивай! — продолжила, усиливая нажим, проследив за моими бегающими в панике глазами. — И не говори, что ничему не научился. Ты две недели сутками за буком сидишь, а раньше, когда только в коляске ездил, лишь в мобилке игрухи гонял. Я до сих пор думала, что ты во что-то рубишься, сна не видя, а ты, оказывается, ерундой голимой увлёкся… ну, я жду. — И с таким высокомерием свой монолог закончила, что я купился. На глупое, детское «слабо».
«Проходу от насмешек не будет…», — тоскливо подумалось мне, когда я на секунду зажмурился и… решительно распахнул глаза. Была — не была! Захлопнул крышку ноута, отрезая себе путь к отступлению…
Сгоняв сестру задёрнуть шторы, выключить смартфон, — заодно и свой отрубил, — усадил девчушку на диван, собранный мамой в сидячее положение, и расположился на компьютерном стуле с давно испорченными колёсиками прямо напротив Катришки. Во время всей этой подготовительной суеты я бешено перебирал варианты введения в транс, которые от волнения путались, терялись, смешивались друг с другом. Так ничего толком из вычитанного и высмотренного в интернете материала не выбрав, прокашлялся и заговорил хриплым от застрявшей в горле шершавой гадости голосом. Кашель не помог нисколечко.
— Не дёргайся, пожалуйста. Сядь поудобней, расслабься, — старался говорить ровно, уверенно и размеренно. Получалось это, по-моему, плохо. — Выбрось из головы все мысли, сосредоточься на ощущениях… слушай только мой голос…
Катришка вдруг усмехнулась.