Что я увидел, выглянув из палатки? Вершины сосен на фоне звездного неба и освещенную луной фигуру Арагорна, которого я тогда считал всего лишь мастером игры…
Вот мы идем по направлению к ручью. Ара — впереди. Ломится по подлеску, как молодой лось. Я пытаюсь выяснить у его спины, что же все-таки произошло…
Ближе к ручью появляется туман — сначала не очень густой, такой, каким он должен быть перед рассветом в летнем лесу недалеко от воды… Ночные запахи, пересвисты сонных птиц…
Что-то скользнуло по краю сознания, когда мы шли…
Вот только что?
Я мучительно вспоминал каждую деталь. Человеческие мозги — странное устройство. Они хранят все, каждый миг прошедшей жизни, но осознаем мы лишь то, что считаем важным. Но что на самом деле важно? В этом мозги могут ошибаться. Ладно, о «туннеле» восприятия будем думать потом.
Что я видел, но не заметил?
Ну-ка, «прокрутим картинку» еще раз…
Вот мы идем: Ара — впереди, я почти бегу за ним, стараясь не навернуться в темноте о какой-нибудь корень. Поднимается туман…
Вот Ара резко останавливается, я почти налетаю на него… Смотрю, естественно, на мастера игры, но что-то мелькает на грани восприятия…
Точно!
Береза!
Недалеко от тропинки в темноте светится белая полоса — кривая береза.
Лет полста назад кто-то надломил молоденькое деревце. Оно выжило, но в полуметре от земли ствол резко изгибался и дальше тянулся вбок, градусов в сорок-сорок пять по отношению к горизонту. Днем мы с одним из молодых «орков», Мишкой-Секирой, ходили за водой. Секира, хвастаясь ловкостью, поднялся, балансируя котелками, по наклонному стволу метров на пять от земли, потом спустился, не пролив ни капли…
А ведь береза росла в десяти шагах от берега! Дальше — спуск к воде, к небольшому омутку, где мы брали воду. А мы с Арагорном после того, как он останавливался около березы, топали еще с добрый километр. Значит, дальше мы шли по Оси миров, и меня на Земле уже не было!
Попробовать, что ли, вернуться в этот момент?
Я зажмурил глаза и начал читать заклинание, в деталях представляя таинственно белеющую в темноте косую полосу ствола и собственную спину, уже не различимую в тумане — только ощущение, что мгновение назад кто-то проходил над ручьем, но уже исчез из виду.
Лишний риск ни к чему. Приобретенная в орочьем мире осторожность мешала, не задумываясь, рвануть на Землю. Или не только осторожность, а ощущение неправильности поступка? Все-таки пока не хочется бросать эту реальность на произвол судьбы. Смотаться «на побывку» — хорошо. Но придется вернуться. Значит, надо сделать «привязку» к тому месту, в котором я устроил стоянку, и времени — этой ночи.
Сломав веточку, я положил ее на развилку куста. Листья останутся свежими лишь до рассвета, а под палящим солнцем завянут и скрутятся в трубочки. Значит, увидеть их такими, как сейчас, можно будет только в эту ночь — и никогда больше.
Запомнив расположение теней на фоне звездного неба, я закрыл глаза и представил кривую березу…
И очутился рядом с ней!
От радости я чуть не заорал.
Получилось!
Но сразу навалился страх: а вдруг я оказался там, где нужно, но не в ту ночь, когда исчез с Земли, а в любую другую?
Вроде луна такая же яркая и круглая, как была тогда, — но это может оказаться любое другое полнолуние… Лес — тот же самый. Трава серебрится от росы. Тропинка к ручью — темная полоска, косо уходящая за кусты.
Звуки — обычные лесные, предрассветные. Шумят кроны деревьев, иногда свистнет птица, что-то хрустнет в темноте. Запахи… тоже лесные — гораздо острее, чем в степи. Пахнет сыростью, мокрой травой, хвоей, грибами и листвяной прелью. Откуда-то издалека ветерок приносит запах дыма и чего-то съедобного.
Чего-то удивительно знакомого, но почти забытого…
Я, как завороженный, пошел на этот аромат.
Сотня шагов по тропинке — и вот он, наш «орочий» лагерь.
Источником несравненного благоухания оказался котелок, висящий над погасшим костром. Так и есть: гречка с тушенкой. Девчата оставили еду для тех, кто отправился на ночную игру…