— Вы к нему привязались. — осторожно проговорил Раухель.
— Знаете, он не виноват, что оказался втянут во взрослые интриги. Когда я вёз мальчишку сюда, я и представить не мог, чем всё это обернётся. Теперь чувствую себя виноватым.
— Когда я впервые увидел вас, вы показались мне более толстокожим человеком. Скажу прямо, неспособным на сострадание к детям.
— А вы показались мне неспособным кататься по полу и мочиться в штаны. — огрызнулся Вайс и добавил. — Все мы не такие, какими кажемся на первый взгляд. Тот ублюдок, что продавал детей в бордель, я уверен, тоже для многих был образцом рыцарской добродетели… К слову, Раухель, вы ведь держали Дракенталь в руках. Неужто не знали о том, что творится в местных красных домах?
Бывший глава тайной службы сглотнул и заёрзал на месте.
— Чёрт побери… Да вы всё знали. И наверняка покрывали эту сволочь…
— Красные дома Дракенталя — богатейший источник информации. — с виноватым видом сказал Раухель. — Мне нужно было быть в курсе гулявших в городе слухов, а за информацию обычно приходится платить…
— Туда. Продавали. Детей. — Вайс поднялся на ноги и навис над сжавшимся Раухелем, заслонив свет. Он схватил бывшего главу тайной службы за горло и, глядя в глаза, с ожесточением проговорил: — Узнай я об этом раньше, всё то, что я проделал с сиром Калленом, я не задумываясь сделал бы с вами. — сказав это, он оттолкнул Раухеля, отчего тот повалился на солому. Некоторое время Вайс простоял, отвернувшись к двери, пока Раухель прокашливался. Вскоре наёмник вновь заговорил.
— У вас есть семья? Дети?
— Нет… у меня никого нет. — отозвался Раухель.
— Стоило догадаться. — не оборачиваясь произнёс Вайс. — Иначе вы бы меня поняли. Я чужд всяческим идеалам, но всё же для меня нет отвратительнее тех, кто причиняет зло детям. Морнераль пыталась заставить меня вновь выследить Рию Эльдштерн, угрожая моей дочери, что сейчас в Ригене. Не то, чтобы я всерьёз волновался за безопасность дочери, мои друзья не дадут её в обиду, но раз Морнераль посмела такое сказать — за одно это я готов свернуть этой дряни шею.
Раухель промолчал. Вайс сел у двери, опёршись на стену, и в следующие несколько часов они оба не проронили, ни слова. Это время показалось наёмнику вечностью. Теперь он понимал Раухеля: в этой темноте и тишине время будто и в самом деле замедляло свой ход, и каждое мгновение становилось мучительным. С каждым ударом сердца внутри Вайса копилось раздражение и, наконец, он вскочил на ноги и, взревев, с силой ударил по двери кулаком. Осознав, что произошло, он обернулся. Лицо Раухеля, вопреки ожидаемому выражало не удивление или испуг, а сострадание, и от этого Вайсу стало жутко. Неужто и он сам близок к сумасшествию? Разве что в его случае оно примет форму не истерики или самобичевания, а безудержного буйства, и в результате наёмник в порыве ярости разобьёт себе голову об стену. Вайс сел и постарался успокоиться. Быть может, если он вздремнёт, часы не будут тянуться столь мучительно? Некоторое время он пытался устроиться поудобнее, насколько это вообще было возможно в его положении. Ложиться на гнилую солому возле Раухеля он откровенно брезговал, а потому просто опёрся спиной на дверь. Вскоре он уже провалился в тревожный сон.
Стены камеры задрожали. Камни, из которых они были сложены, заходили ходуном и разошлись, словно их ничего не скрепляло. Вайс проваливался куда-то в темноту, не в силах издать ни звука, а вокруг слышался лишь утробный, нарастающий гул. Рихард падал всё быстрее и вдруг до него донёсся еле слышный голос дочери. Он почему-то понимал, что стремительно приближается ко дну. Голос становился всё сильнее и, наконец, Вайс ударился о что-то твёрдое, проснулся и обнаружил себя лежащим на холодном полу и, почему-то, с мокрым лицом. Ухмыляющийся стражник глядел на него сверху, держа кувшин.
— Нечего на дверь облокачиваться, не для того её здесь ставили. Вон, бери пример с него — дрыхнет на соломе и не жалуется. — сказав это, стражник поставил кувшин рядом с Вайсом. — В следующий раз вылью на тебя всё.
— И снова потопаешь за водой. — огрызнулся наёмник. — Госпожа Морнераль вряд ли обрадуется, если Раухель сдохнет от жажды.
— За пару дней без воды ничего с ним не случится.
— Он и так одному ногой в могиле, жажда его добьёт. — Тогда твоя задница окажется в лапах Морнераль, и, уж поверь, церемониться с тобой она не станет. Не веришь? Посмотри на меня. А ведь мы с ней давние знакомые.
— Ладно, ладно… — нахмурился стражник. — Убедил.
— К слову, скажи-ка мне, она ещё в замке?
— А куда ж ей деться?
— Ну, мало ли… — лукаво проговорил Вайс. — Может, собралась куда. Например, сделать ноги из замка, потому что в долине дракон объявился?
— Скажешь тоже, дракон! Видать правы были парни, когда говорили, что в камере двое безумцев. Только Раухель сошел с ума в темнице, а вот тебя уже таким сюда бросили. Если госпожа куда и поедет, то уж точно не сегодня: с самого утра льёт, как из ведра…
В этот момент откуда-то сверху донёсся приглушённый грохот. Вайс ощутил его даже через камни, на которых сидел. Наёмник поднялся на ноги и прислушался.
— Знатно гром грохочет сегодня. — проговорил стражник. — До дрожи пробирает. Нечасто такое летом бывает, ну, зато урожай хороший будет, старики мои порадуются…
— Это не гром. — вдруг донёсся дрожащий голос из темноты камеры. — Это хозяин Пламенного замка.
— Что он там бормочет? — стражник глянул Вайсу через плечо. — Какой ещё хозяин?
— Дериан Рейнар. — всё тем же полным отчаянья голосом проговорил Раухель. — Дракон вернулся домой.
Грохот раздался вновь, а гул теперь можно было почувствовать даже просто стоя на полу. С потолка осыпались тонкие струйки каменной пыли.
— Да ну вас! — нервно сказал стражник, отступая на шаг.
В воздухе разносился едкий запах гари. Острый нюх Вайса учуял его ещё когда стражник вошёл в темницу, но тогда он решил, что это чадит догорающий факел напротив двери в камеру. Теперь же это можно было не только почуять, но и увидеть: сизая дымка постепенно наполняла воздух, делая его густым и едким.