У меня отвисла челюсть.
— Ого. Да ты невероятно хорош по части извинений, не так ли?
На стойке завибрировал его телефон. Мы его проигнорировали.
— Джимми, совет на будущее: когда ты перед кем-то извиняешься, нужно, чтобы это чувствовалось в твоих словах. Быть может, стоит обойтись без насмешек и ругани, как думаешь?
Он переступил с ноги на ногу, став очень похожим на школьника, получающего нагоняй.
— Понял. Извини… и всё такое.
— Так-то лучше.
— Значит, на этом всё? Мы разобрались? — спросил он, уже двинувшись к двери.
— Я могу передать Тому, что в понедельник тебе будет удобно с ним встретиться?
— Лена! Чёрт, — он издал звук, выражающий чистейшее раздражение. — Почему?
Слова встали поперёк горла. Учитывая все обстоятельства, уж лучше я задохнусь, чем позволю им сорваться с языка. Напряжение огромных и ужасающих масштабов скрутило меня изнутри. Если бы я только могла раствориться в воздухе.
— ПОЧЕМУ? — выкрикнул этот осёл, крик прогремел по всей комнате.
— Потому что у меня есть к тебе чувства, ясно?! И не ори на меня.
Тишина.
Абсолютная, без единого звука, тишина.
Возле его носа появились маленькие морщинки.
— Что ты сказала?
— Ты меня слышал.
— У тебя есть ко мне чувства?
Эти слова он сказал так, словно они были ему противны и унижали нас обоих. Мне никогда не оправиться.
— Да.
— Ты меня, блин, разыгрываешь.
— Нет, — ответила я, выставив душу нараспашку. Хотя, чего уж там, не то что нараспашку, а скорее, на растерзание. Я стояла, полностью обнажив свои чувства, выложив всё, как есть. Довольно гадкое ощущение, по правде говоря. Но оно и не обязано было мне нравиться. — Ну?
Он просто уставился на меня.
— Скажи что-нибудь!
Этот ублюдок расхохотался.
Приятный громкий смех наполнил комнату, окружая меня, отдаваясь эхом в голове. Я никуда не могла от него деться. У кухонной стены в стойку было воткнуто много острых сияющих ножей в ряд. Не составило бы особого труда просто швырнуть в него одним из ножей и посмотреть, куда попаду. Может, он и не представляет для меня опасности в физическом плане, но с высокой вероятностью может случиться так, что это ему придётся опасаться меня. Я представила, как его побитая тушка истекает кровью на полу. Это воображаемое зрелище удержало меня от нанесения увечий в реальности, несмотря на мои сжатые кулаки.
— Теперь ты понимаешь, откуда это разумное нежелание говорить тебе, — сказала я, в основном для себя. За своим безумным хохотом он совсем не мог меня услышать. Он стоял, согнувшись и вытирая слезы на глазах. Со всей пылкостью я молила о том, чтобы его шибануло молнией, но ничего не происходило. Джимми просто продолжал смеяться.
— И отчетливее всего сейчас я чувствую к тебе ненависть, — сказала я. — Если вдруг тебе интересно.
Спустя некоторое время (примерно через столетие) его смех стал тише и затем, наконец, стих. Этот бой дался ему нелегко. Он посмотрел на меня, на пол, в окно. Его лицо было напряжено. Всё, что мне оставалось, это ждать.