— Только ту часть, где она говорила о том, что бездомная, в то время как вы оба живете в особняках.
— Значит, ты пропустила самое лучшее. — Его подбородок почти коснулся груди. — Я орал на неё, высказывая кучу всякого дерьма, и бросался вещами. Даже ударил, но это было лишь раз.
К моему горлу подкатил ком.
— За что ты её ударил, Джимми?
— Как-то раз я вернулся домой, а она вычищала дом, чтобы окончательно нас бросить, — ответил он. — Мне было четырнадцать. Дэйв был дома у Мала, спасибо Господи. Во дворе стояла машина одного из её нарко-дружков, загруженная всем нашим имуществом. Хотя и было там немного: телик, микроволновка и прочая хрень. Она вышла из дома, неся акустическую гитару Дэйва. Он всё лето надрывался, кося газоны, чтобы заработать на неё. Это была дешёвая гитара из ломбарда и не более. Но он так долго хотел её, несмотря на то, что та была куском дерьма.
— Уж в этом не сомневаюсь.
— Я сказал ей вернуть гитару на место, сказал, что это разобьёт Дэйву сердце, но ей было наплевать. Она ответила, что Дэйва разбаловали, и стоит вернуть его с небес на землю. Ну да, мы-то были избалованными, пока жили с ней в одном доме и ходили в одежде с дырками. А если нам удавалось поесть, то это было чудом. — Уголок его губ приподнялся, но это была не улыбка. — Она двинула меня по лицу, сказав отойти с дороги. На ней было кольцо. — Он указал на крошечный шрам в форме звезды над верхней губой, немного скрытый за щетиной. — Видишь?
— Вижу.
— Я отвесил ей пощечину в ответ и вырвал гитару из рук. Расти в гору и вширь я начал с пятнадцати, а тогда был не особо большим. — Он посмотрел вниз на свою ладонь. — Её щека стала ярко-красной. Она выглядела ужасно, но ничего не сделала. Просто продолжала смотреть на гитару, удивленная тем, что теперь она была у меня, а не у неё. А после подошёл её дружок, посадил ее в машину, и они уехали. Вот так от мамы осталось одно воспоминание. Хотя всё-таки она вернулась… к несчастью.
Он посмотрел на меня. Его лицо было бледным.
— Все её слова — правда. Не нужно за меня с этим разбираться.
— Ты говорил Дэвиду об этом?
— Нет, это его только расстроит. Он всё ещё надеется, что однажды она завяжет с наркотой, переменит жизнь и станет настоящей мамой. Он всегда был мечтателем.
— Даже после всего, что она сделала?
Он не ответил.
— Выходит, ты годами оберегал его?
— Кто-то должен был. Как только она начинала ругаться, я говорил ему спрятаться, чтобы он этого не видел. Хотя кое-что до него могло донестись, потому что порой она орала во всю глотку. Мама была лютой пьяницей. Напившись, она, как правило, вырубалась, оставляя нас в покое, но держала бутылку бурбона возле себя, и каждый грёбаный сосед знал об этом. — Он провёл рукой по затылку. На его лице отражалась боль. — Она то и дело избивала меня. А я не мог допустить, чтобы такое происходило с Дэйвом. Он всегда был чувствительным. Поэтому я свыкся. К тому же, иногда было охрененно весело наблюдать, как она, упившись в дрова, шатается по дому.
— Почему твой отец ничего не делал?
— Когда он был дома, она вела себя лучше. Да и он просто делал вид, что ничего не происходит. Не обращал внимания на то, что творилось вокруг, что наш мусорный бак был забит пустыми бутылками, а в холодильнике не было еды, потому что все деньги она просадила на выпивку и подобную херь. — Он повернулся ко мне. — Он любил её, Лена. Любил так сильно, что предпочёл её нам. Вот, что любовь делает с человеком: она вышибает мозги.
— Не всегда. Посмотри на Дэвида и Эв.
Он вздохнул.
— Они счастливы. Пока что. Но однажды, кто-то из них окажется на месте отца Мала или моего отца, брошенного своей женой.
— Получается, что лучше прожить свою жизнь в одиночестве и быть несчастным?
— Это лучше, чем оказаться разбитым. Лучше, чем ранить сердце другому.
Я не знала, что сказать.
— Свои первые таблетки я стащил из маминой нычки. Таким способом я решил насолить ей. — Он горько посмеялся. — Раз она постоянно твердила о том, что я от неё не сильно отличаюсь, я подумал воплотить эти слова в реальность. Посмотреть, чем это закончится. Я такой же, как она, Лена.
— Нет, ты не такой. Ты теперь чист, ты победил.
— Чего я только не натворил за последние несколько лет. — Пару секунд его глаза были закрыты, а затем он снова принялся осматривать мою стопу и менять положение пакета со льдом. — Всё, о чём она мне говорила… оказалось правдой. Я никогда не буду полностью чист. Глубоко внутри я всегда останусь зависимым.
— Джимми, это просто неправда. Ты знаешь, что это не так. Ты прошёл этот путь, ты чист.
Я кое-что знала о людях, которые говорят подобные вещи, раня тебя словами. Шрамы затягивались на протяжении долгого, очень долгого времени.