Тот утвердительно кивает головой, но смотрит при этом на меня, словно пытается выискать нанесенные мне в процессе стычки ранения. Я вспоминаю, как прошлой ночью рисовала узоры на его лице… и жестокие слова Ванессы выветриваются из моей головы, как утренний туман.
И да ладно бы с ней, — не замечая наших переглядываний, продолжает мужчина, — перебесится, да только елка мне нужна уже к вечеру. Помнишь, Штальбергеров, — обращается он уже к Доминику, — тех, что обещали вложиться в наш новый проект, так вот сегодня я пригласил их к нам на чай, а у нас тут это… — Он указывает на бедное, обделенное вниманием дерево.
Я несколько секунд смотрю на красивую пышную ель, установленную в углу, а потом неожиданно улыбаюсь.
Почему бы нам самим ее не украсить! — предлагаю вдруг я, чувствуя поднимающийся в душе радостный кураж. — Не думаю, что это займет у нас много времени, зато, уверена, настроение поднимет на все сто процентов.
Лицо Михаэля Вайса озаряется ответной улыбкой — кажется, внезапно прорезавшийся во мне кураж, сродни заразной болезни, добрался и до его организма…
А почему бы и нет в самом деле! — хлопает он себя по карманам пиджака. — Я лет сто этим не занимался, но сегодня готов тряхнуть стариной. Ник, ты с нами?
Тот выглядит сбитым с толку, расстроенным и вовсе не склонным к детским забавам.
А как же работа, Михаэль?
Тот восторженно пожимает плечами:
Я позвоню и скажу, что мы малость задержимся. Шеф я в конце концов или нет?! — и он быстро взбегает по лестнице, явно направляясь в свой кабинет, но, остановившись на полпути, добавляет: — Кстати, об украшениях. Они, если я не ошибаюсь, сложены где-то на чердаке, вы могли бы их пока поискать…
Мы с Ником переглядываемся, улыбаясь друг другу.
Прости, что так вышло, — говорит он мне тут же. — Ванессе жутко не понравилось, что я не ночевал дома, — и слегка коснувшись моей руки, продолжает: — Я не сказал ей, что был у тебя, но, думаю, она и так догадалась. Правда напридумывала невесть что…
Ник, — произношу я тихо, чтобы просто услышать звук его имени, — пойдем за украшениями.
Мы поднимаемся на чердак, где стеллажи с подписанными коробками занимают почти всю его немаленькую длину — мы несколько раз проходимся туда-сюда, выискивая нужную надпись и сокращая дистанцию между нами. Наконец наши руки одновременно касаются одного и того же короба со словами «елочные игрушки», и наши пальцы переплетаются так же естественно, как если бы делали это ежечасно… Мог ли спящий Доминик помнить, как я так же держала его руку прошлой ночью? Невозможно.
Мы поворачиваемся друг ко другу с ясным осознанем того, чего хотим — и наши губы, встретившись на полпути с легким пристуком зубов, завершают это сближение полнейшим слиянием. Кажется, в тот самый момент я издаю стон наслаждения, обмякнув в любимых руках, словно восковая свеча, а потом обхватываю голову парня руками, впитывая каждую секунду нашего поцелуя с ненасытной жадностью, которой сама от себя не ожидала.
Весь день вчера мечтал это сделать, — шепчет он мне в самые губы, кончиком языка проводя по моей верхней губе. — Помнишь, тот день в лесу три года назад?
Словно это было вчера.
Я рад, что не поцеловал тебя тогда — сейчас это ощущается в сотню раз лучше.
Я улыбаюсь с гулко колотящимся о ребра сердцем и снова притягиваю его к себе, ощущая эту минуту, как сбывшуюся мечту, как самый сладкий из снов, окончания которого я не хочу и не могу желать…
Боюсь, мы потеряли счет времени, отдавшись первым ощущениям близости с ненасытностью, которой сами о себя не ожидали, и Михаэлю Вайсу пришлось ждать нас чуточку дольше, чем он на то рассчитывал, но окрыляющие легкость и счастливейший блеск в глазах определенно стоили его недовольного ворчания и попреков в нерасторопности юного поколения.
У меня так частил пульс и так дрожали кончики пальцев, что, боюсь, в тот день я разбила большее количество елочных игрушек, чем сделала это за всю свою предыдущую жизнь.
… Михаэль каждый раз наигранно хмурился, а глаза Доминика лукаво посмеивались над моей неуклюжестью.
Жаль… жаль, что нельзя консервировать счастье в банках, словно помидоры, а потом вынимать его кусками и переживать снова и снова самые счастливые моменты жизни, смакуя и поигрывая ими на кончике языка.
Я не вижу Ника уже три дня, но вкус его поцелуев все еще пьянит, словно молодое вино. Я провожу языком по своим губам, вспоминая какими горячими ощущались его губы на моих губах и как скользили его руки по моим плечам…
Джессика, где ты витаешь? — раздраженно выдергивает меня из моих воспоминаний Хелена, хмуря свои идеальные брови. — Если бы я не знала тебя так хорошо, решила бы, что ты явно чего-то употребила… наркотического, хочу я сказать.
Прости, — кровь бросается мне в лицо горячей волной, — я просто немного устала.
Когда ты устаешь, то не пялишься в пространство с блаженной улыбкой на лице, — резонно замечает подруга. — Уж не завела ли ты себе ухажера?
Ленни, перестань! Ничего подобного я не делала, и ты сама это знаешь.
А жаль, Стефан на тебя точно запал.
Он мне неинтересен.