В комнате Ванессы с Домиником мне тоже подчас попадаются различные сюрпризы, которые, как мне видится, специально для меня и предназначаются: например, разорванная упаковка от презерватива или капли застывшего шоколада на простынях, надпись помадой на стекле, гласящая, что Ник самый лучший или… вот, как сегодня, малюсенькие стринги, всунутые в кармашек Доминикова пиджака. Пиджак этот сиротливо висит на спинке стула, и белая тряпица настолько интригует меня, что я решаюсь наконец удовлетворить свое любопытство… И зря. Лучше бы убедила себя, что это шелковый платочек! И вот я все еще продолжаю стоять и пялиться на этот невесомый огрызочек шелка, украшенный замысловатыми кружавчиками, как дверь за моей спиной открывается, и я в панике зажимаю трусики в кулаке. Они такие маленькие, что легко в нем помещаются…
О, извини, — слышу я смущенный голос Доминика — ну, конечно, кто же еще мог застать меня с трусиками своей невесты в руках?! — я не знал, что тут кто-то есть.
Я меняю постельное белье, — столь же неловко прокаркиваю я в ответ и хватаюсь одной рукой за край матраца.
Позволь, я тебе помогу! — вызывается Ник, подхватывая матрац и простыню с другого края. И пока он отвлекается на это элементарное действо, я незаметно швыряю трусики себе за спину, мне все равно, куда они приземлятся, лишь бы были подальше от меня.
Спасибо, — с явным облегчением выдыхаю я, и таким образом мы какое-то время работаем молча, передавая друг другу наволочки и пододеяльник. Когда мы за четыре угла встряхиваем вправленное в пододеяльник одеяло и идеально ровно водружаем его на кровать, Доминик вдруг произносит:
Послушай, Джессика, я не знал, что ты ищешь новое жилье, мне никто об этом не говорил… Вчера это стало новостью для меня, — он смотрит на меня немного обиженным и при этом неловким взглядом потерянного ребенка. Сама не знаю почему, но мне дико хочется его обнять, до жжения в кончиках пальцев. И я спешу стиснуть руки в кулаки, чтобы только унять этот неуместный зуд… А Доминик между тем продолжает, даже не ведая, какие мысли бродят в моей безумной голове:
Тебе не надо переезжать в пригород и бросать привычные вещи, это было бы неправильно, — быстрый взгляд в сторону. — У меня есть квартира здесь, в Нордштадте, мне подарил ее отец еще до моего возвращения из Японии. Он не знал, что я вернусь оттуда с Ванессой и поселюсь в их доме… Так вот, квартира стоит пустая, и если бы я знал раньше о твоих поисках жилья — давно бы предложил ее тебе. Вы можете переехать в любой момент…
Это предложение становится неожиданностью для меня, и я открываю было рот, чтобы сказать об этом, но Доминик, похоже, расценивает это иначе, поскольку прерывает меня словами о том, что я должна лучше все обдумать, прежде чем отказываться от такого удачного варианта.
Подумай о Еве и Элиасе, которым в противном случае придется привыкать к новым школам, а есть ли гимназия в Райхельсдорфе, я даже не знаю. Ева ведь ходит в гимназию, как и Пауль, не так ли?
Я подтверждаю это кивком головы.
Ты можешь счесть, предложение Герта более приемлемым для себя с моральной точки зрения, я это понимаю, — продолжает он почти скороговоркой, — но мы можем условиться об арендной плате, любой, которую ты сочтешь достаточной для себя. Просто я хочу помочь тебе, вот и все.
Зуд в пальцах не прекращается, более того, он лишь усиливается в процессе этого стремительного словоизвержения, которое обрушивает на меня Доминик… Теперь мне хочется обнять его еще больше в благодарность за это чудесное предложение: нам не придется переезжать на «Венеру»!
Я делаю несколько шагов вдоль кровати, сокращая дистанцию между нами с Домиником — все это время он напряженно наблюдает за мной, должно быть, пытаясь прочитать ответ по выражению моего лица. Но я подчеркнуто невозмутима… В процессе своих передвижений я замечаю злополучные трусики-стринги, повисшие на прикроватном торшере, словно парламентерское знамя, и сдергиваю их оттуда с дерзским блеском в глазах.
Кажется, это принадлежит Ванессе, — говорю я Доминику, приближаясь к нему вплотную и засовывая тряпицу в карман его пиджака. Он смущается еще больше, напрочь отбивая всякую память о невозмутимом Доминике Шрайбере, даже не смотревшем в мою сторону на ужине в доме своей матери; замечаю, как тяжело вздымается его грудь под плотной материей пиджака и как пульсируют зрачки голубых глаз в ритме ударов сердца…
А потом я тянусь и чмокаю его в колючую щеку, ощущая на мгновение, как кровь горячей волной приливает к самому сердцу, почти лишая меня кислорода… И вот уже руки Доминика, как два обжигающих клейма, ложатся на мою спину, продлевая это долгое мгновение до целой бесконечности, потонувшей в стремительном перестуке наших сердец…
Когда мы можем посмотреть квартиру? — с усилием выдыхаю я, делая шаг в сторону и чувствуя, как ладони Ника скользят по моим бедрам, оставляя за собой обугленные борозды.
Я… я думаю, в любое удобное для тебя время, — хрипло отзывается он, засовывая руки в карманы.
Завтра вечером?
Договорились.
Я в последний раз бросаю взгляд на сына моей подруги…
… на будущего зятя моего работодателя…
… на чужого жениха и просто мальчишку, с которым нас разделяет бессовестный десяток лет, и понимаю с определенной ясностью, так четко, словно от вспышки света — меня волнует каждая черточка его красивого лица и мне приятны его руки на моем теле. Мне приятно слышать его голос и вдыхать неповторимый аромат его тела… Мне нравится видеть его улыбку и ощущать смущенное трепетание его рестниц. Мне нравится почти все в Доминике Шрайбере!
Я могла бы повесить его вместо картины и любоваться дни напролет на широкий разворот его плечей и длинные мускулистые ноги… Я могла бы просто влюбиться в него!
Безумная, безумная Джессика, которой, по видимому, мало своих уже имеющихся проблем…
Я уже собираюсь было выйти из комнаты с корзиной грязного белья, когда слова Ника останавливают меня:
Я заметил твою новую прическу… Тебе очень идет, Джессика, выглядишь замечательно!
Он подходит и сует стринги Ванессы в мою корзину с грязным бельем.
Завтра увидимся, — прибавляет он с улыбкой, должно быть, радуясь, что тоже заставил меня раскраснеться.
Глава 13.
Хотел бы я знать, зачем звезды светят…