Увы, Дефальк! В то самое мгновение Халдар ввозил тебя в ворота вечности!
Я знаю, ты понимаешь, мой смех не означает, что мне не было его жалко. Я и смеялся отчасти именно из-за жалости к нему. Неконтролируемый смех сотрясал меня с головы до ног – плохой признак, особенно учитывая схватку, которая мне предстояла в ближайшем будущем.
Больной с присвистом задышал во сне, и снова раздалось журчание вливаемого в горло напитка. От этого звука у меня под ложечкой точно ключ повернулся, открыв дорогу страху.
Халдар тронул меня за плечо, показывая, что готов. Мы сцепили руки над грудью Дефалька, и мой друг зашептал заклинание. Дыхание магната на постели под нами вдруг изменилось, стало хриплым и судорожным. Сиделка воскликнула:
– Ваш отец! Глядите!
Ее сухой ломкий голос чувственно дрожал, точно сам вид смерти доставлял ей физическое удовольствие. Я почувствовал ее голос как нечто живое и плотное, он словно прополз по мне, будто слизняк. Кожа моя стала сверхъестественно чуткой. Я ощущал всех, кто был в это мгновение в комнате, словно каждое их движение проходило прямо сквозь мои нервы. Я чувствовал, как содрогается лоно сиделки, слышал, как надежда борется с недоверием в голосе Гладды, когда она воскликнула: «Отец!» Все собрались вокруг кровати и стояли перешептываясь…
И вдруг в комнате наступила полная тишина, нарушаемая лишь дыханием умирающего. Никто не двигался. Ощущение пустоты было столь сильным, что я резко выпрямился на балдахине и страшно перепугался и удивился, увидев, что все здесь, только замерли на середине движения. Гладда смотрела прямо на нас, лицо ее закостенело в обращенной к небу мольбе, глаза ничего не выражали. И тут за дверью раздался звук. Он приближался. Шаги.
Странно, впечатление было такое, словно кто-то шагает по камню, а не по застланному ковром полу, и звук шагов эхом отдается в пещере, а не в коридоре жилого дома. Дверь спальни медленно отворилась в обратную сторону, против петель. Голый человекоящер шести футов росту, качнув широченными плечами, ступил внутрь. В руке он держал кожаный мешок, из чего я заключил, что это, должно быть, и есть Исторгатель Душ, мой будущий противник. От его кожистого, холодного на вид тела рептилии веяло такой несокрушимой силой, что я невольно содрогнулся. У него был короткий массивный хвост, чрезвычайно гибкий, которым он пользовался как упором. Я подумал, что в схватке его будет не повалить.
Но, когда следом за ним в комнату вошел Проводник Душ, я мысленно возблагодарил богов за то, что мне предстоит схватка всего лишь с его подручным. Проводник больше всего походил на заросшего волосами варвара. Чтобы не задеть головой о притолоку, ему пришлось пригнуться, – на мой взгляд, росту в нем было не меньше семи футов. На нем был потрепанный, замызганный килт и боевые сандалии, покрытые коркой засохшей грязи, икры туго перехватывали порванные и завязанные узелками шнурки. Волосатый, точно у обезьяны, торс прикрывал видавшие виды дорожный плащ. Глаза смотрели двумя узкими черными щелями, от щек, бледных, как ледник в горах, так и тянуло холодом. Беспокойный рот бездонной впадиной зиял в клочковатой, точно колючие заросли ежевики, бороде. В руках у него не было ничего, кроме посоха, увенчанного живой змеей толщиной в мою руку. Увидев нас, они замерли в нескольких шагах от кровати умирающего и молча, без всякого удивления, стали ждать. Я откашлялся и начал:
– Приветствуем тебя, о Проводник Душ, и просим взять нас в царство мертвых живыми вместе с душой Шамблора Кастертастера.
Проводник раскрыл рот и медленно произнес:
– Спускайтесь.
Его голос вернул этому простому слову изначальный смысл. Он говорил как будто внутрь себя, слова долго и гулко падали, точно в бездонный колодец, пока наконец слушателю не начинало казаться, что и он тоже летит вслед за ними прямо в ледяную утробу Проводника.