— Бог и Мария тебе в помощь. Как поживает твоя мама?
— Она сгорает на корню от своей деятельности, — говорит он с каменным лицом.
Мать Джека прячет улыбку.
— Дай Бог ей многих лет жизни.
— И мне затычки для ушей, — говорит он, подмигнув, и обращает свое внимание к нашей группе из трех человек.
— Привет, Лейла, — учтиво здоровается он.
— Тебе хватило наглости появиться здесь! — грубо говорит она. Я вижу, как все ее тело напрягается, словно готовиться к обороне. Она явно смотрит на него с презрением.
— Лейла, — окрикивает ее мать, задыхаясь от гнева.
— Извинись, Лейла, — говорит Джек с недовольным видом.
— Почему я должна? — переспрашивает Лейла.
Но Би Джей продолжает смотреть на нее с улыбкой, которая как-то странно смотрится у него на лице. Его лицо не смягчается от улыбки, а наоборот, становится еще более опасным.
— Лейла, — говорит он мягко. — Только гляньте, уже так выросла, но до сих пор, так и не обзавелась хорошими манерами.
— Слышишь? — обращается Лейла к матери. — Он не совсем дружелюбен ко мне?
Они смотрят друг на друга несколько секунд. Агрессивное сексуальное напряжение, существующее между ними, невозможно не заметить, и оно заставляет задаться меня вопросом, кто из них сопротивляется этому сексуальному притяжению.
— Может, ты оставишь для меня свой последний танец? — спрашивает он с улыбкой, от чего у него на подбородке появляется ямочка. Черт побери. А парень то, на самом деле, привлекательный.
— Прежде ад замерзнет, — резко заявляет она и начинает продвигаться в толпу.
Би Джей смеется, но его глаза продолжают следить за ней.
— Прости, — говорит Джек.
— Нет, не извиняйся за нее. У нее есть дух. Мне нравится это в женщинах и лошадях.
Джек смеется.
— Предлагаю выпить.
Официантка тут же откуда-то материализуется, и пока мы заказываем напитки, приходит еще ода — с подносом маленьких круглых брускетт с карпаччо. Появляется заказанное спиртное. Би Джей поднимает высокий стакан с пинтой Гиннеса для тоста.
— За обман, воровство, драки и пьянство.
— Может ты окажешься на небесах за полчаса до того, как дьявол узнает, что ты умер, — отвечает Джек.
Мы чокаемся, выпиваем. Ледяное шампанское течет вниз по моему горлу, и я замечаю Мелани, которая машет мне рукой. Я не видела ее с тех пор, как Джек забрал мои вещи из ее квартиры. Я понимаю, что она не может подняться к нам, поэтому извиняюсь и начинаю пробираться к ней.
— Я хочу поздороваться с подругой, — я кошусь на Джека и шепчу, — скоро вернусь.
Я пробираюсь сквозь толпу и наконец подхожу к ней, она улыбается мне, мы обмениваемся поцелуями, словно закадычные подруги. Она одета в восхитительное по своей простоте белое платье, которое стекает вниз по ее телу, словно жидкость. Ее губы ярко-красные, ресницы такие же длинные, приклеенные, как я помню.
— Подруга, ты уверена, что сотворила шанс, что на самом деле можно добиться успеха, — кричит она, пытаясь перекрыть музыку и шум толпы.
Я оглядываюсь на Джека, он не спускает с меня глаз. Я машу ему рукой и громко смеюсь, так как знаю, что большинство танцовщиц ищут свой «Святой Грааль» в виде толстого кошелька и способности женить его, как можно быстрее на себе. Они прекрасно понимают, что век танцовщицы не долговечен, а скорее быстротечен, поэтому начинают свои поиски сразу же, как только выходят на сцену. И каждая из них говорит одно и тоже: они здесь на короткий срок.
Мелани совсем другая. Она копит на Барбадос, где планирует купить недвижимость на пляже. В прошлый раз, когда мы разговаривали, она сказала, что поработает еще в течение шести месяцев.