Но перед внутренним взором уже разворачивалась страшная картина прошлого, которая уже многие годы преследовала мужчину.
***
Я думала, меня мама заберет, — разочарованно протянула Оля, пока папа надевал ей рукавички.
— Малыш, ну не расстраивайся, мама сегодня занята, она заберет тебя в следующий раз, — Саша поднял дочь на руки, заглядывая в знакомые темные глаза, — или ты не рада меня видеть?
— Конечно, рада! — девочка прижалась к отцу, — просто я соскучилась по маме, она все время где-то гуляет.
— Да, наша мама та еще гулена, — улыбнулся уголками губ мужчина, — но я тебе обещаю, что на выходных мы все вместе соберемся и куда-нибудь пойдем.
— Точно?
— Точно, я же дал слово. Ты мне веришь?
— Да!
— Вот и отлично, — он посадил дочь сзади на детское кресло и пристегнул ремень.
Пришлось заново прогревать и чистить машину — пока он одевал Олю, снега опять навалило будь здоров. Эта зима просто была какой-то рекордсменкой по количеству осадков и минусовой температуры. Наконец, он вырулил с парковки детского сада и, мельком взглянув на навигатор, поехал вперед. Пробок вроде быть не должно — час пик уже прошел.
— Пап, а ты мультики со мной посмотришь вечером? — Оля ерзала на сидении как любой маленький ребенок, не любящий сидеть на одном месте больше пяти минут.
— Конечно, котенок. Только ты не против, если папа параллельно заполнит пару бумажек?
— А мне дашь заполнить тоже? — дочь заболтала ногами, пиная обшивку сидения.
— Дам, только не бей мое кресло, хорошо? — он на секунду поймал взгляд дочери в зеркале заднего вида и подмигнул.
— Я больше не буду.
— Умничка.
Они выехали на мост, почти не освещенный светом фонарей — администрация все обещала починить, но обещанного три года ждут, тем более, этот мост находился не в близи центра, а значит хоть самому переквалифицируйся в фонарщика.
Фура появилась совершенно внезапно. Вот ее не было, а вот уже несется на полной скорости прямо на них. Саша ударил по тормозам, выворачивая руль, чтобы избежать столкновения, но даже на зимней резине колеса нещадно скользили, и их просто начало разворачивать. Последнее, что помнил мужчина — отчаянный крик дочери.
***
Потом белый больничный свет, попытки заставить себя встать и говорить и едва не сдавшее сердце, когда узнал, что Оля погибла. Реабилитация, полгода в инвалидном кресле, предательство жены, попытки жить заново Если бы не его друг — Артем, который все это время с горем пополам справлялся с управлением компанией, у него бы не осталось ничего. Но все-таки Воронов смог выкарабкаться, загнать боль куда-то глубоко, чтобы не вспоминать о ней каждую минуту, и начал жить дальше. Одного не мог понять: неужели, для Алисы дочь не значила ничего? Ладно, он мог понять, что его она не любила, оказывается — все упиралось в деньги, но хоть какие-то материнские инстинкты у нее должны были быть? Какая-то нежность, боль от утраты? Но он ни разу не видел ее на могиле дочери, а сама женщина старательно его избегала, делая вид, что они совершенно друг другу незнакомы, пока не решила устроить этот фарс с передачей и судом.
Катя прижалась к нему сильнее, сплетя свои пальцы с его, успокаивая, согревая своим теплом. Маленькая, наивная, так непохожая на бывшую жену, хотя, он готов покаяться, что изначально обратил на нее внимание именно из-за знакомого рыжего цвета волос — она привносила в его жизнь какое-то непередаваемое чувство спокойствия, неведанные раннее эмоции. И несмотря на всю нестабильность в его жизни, он не хотел ее терять, хоть на какое-то время жаждал побыть рядом с ней.
— А что за судебные иски?
Мужчина вздохнул:
— Тебе правда обязательно это знать?
— Надо же мне знать, за что тебе передачки носить, если вдруг что, — шутливо произнесла Катя.
— Ну, возможно, это случится совсем скоро — завтра первое заседание, — невесело усмехнулся Воронов, — в общем, это дело мне не выиграть, так как у меня нет ни алиби ни каких-либо доказательств своей невиновности…
***
Я проснулась из-за того, что обогреватель в лице Воронова куда-то делся, и стало как-то неуютно. Быстро надев футболку, в которой вчера пришла, вышла в коридор и застала там уже собиравшегося выходить Сашу.
— Уходишь уже?