Она никогда не переживала относительно вещей, но сейчас такая смешная мелочь грозилась вывести её из равновесия. Девушка буквально чувствовала, как нахлынули на глаза слёзы, и сцепила зубы, стараясь ничем не выдать неожиданную слабость.
— Не расстраивайтесь, — тут же вмешался Андрей. — Это всего лишь какой-то торт и какое-то платье. Если хотите, я лично сдам его в химчистку, и его тут же приведут в порядок… Позвольте?
Юля беспомощно опустила руки, не поняв толком, что происходит. Куда-то пропала и чашка, и вилка, кто-то унёс тарелку, а у Яворского откуда-то оказалась салфетка, и всё это стало ещё больше походить на подставу. И не успела Лебедева дёрнуться, встать, да что там — возмутиться и воспротивиться! — как он уже осторожно стирал с её платья крошки торта.
…С груди её стирал. И что-то подсказывало Юлии, что салфетка не так уж сильно притупляла чувства. И эта наглая улыбка на губах!
В голову ударило дурное воспоминание. Тогда, впрочем, оно казалось хорошим: выпускной вечер, её, смешно признаться, первый в жизни бокал вина, кружащаяся от непривычки голова, его пальцы, стирающие застывшую в уголке губ алую каплю — и почему-то солёный, морской привкус первого поцелуя, скрытого от чужих взглядов всего лишь собственной беззаботностью и уверенностью в том, что у других есть дела поважнее.
Юля даже не знала, видел ли их кто-то. Да что там: она общаться с одноклассниками из-за этого боялась, ждала, что кто-то вспомнит…
— Я пойду! — вскрикнула она, отталкивая от себя руку Андрея, кажется, всё ещё того восемнадцатилетнего мальчишки, а не взрослого мужчины. — Мне надо привести себя в порядок.
— Да не переживай ты так, Юлечка! — потянулась за нею Алина Петровна. — Отстираешь потом… Посиди с нами, пообщаемся.
— И вправду, — как ни в чём не бывало, промолвил Андрей. — Или, может быть, переоденетесь и вернётесь?
Юля чувствовала, что её загнали в тупик. Но сдаваться так просто — не в её правилах. Расклеилась, вспомнила, как была ничего не понимающей девочкой!
Собственно, как смеялась подруга, ничего с той поры не поменялось, константное положение в определённых аспектах Юлиной жизни — это святое дело.
Но вот в плане понимания Лебедева в себе не сомневалась. Она — умный взрослый человек, умеющий за себя постоять, и уж точно не попадётся на уловки Яворского и этих старых сводниц.
— Я действительно не могу остаться, — строго произнесла она, плотнее кутаясь в шаль. — И мне надо закончить срочный заказ. Увы, Алина Петровна, в капитализме нет понятия фиксированных выходных. До свидания!
Она не стала ждать, пока кто-то — Андрей, кто ж ещё? — вызовется её провожать, и спешно зашагала к двери. Алина Петровна охнула, возмущаясь такой беспардонности, и точно определила тему для будущей беседы, но Юля убежала прежде, чем успела пожалеть о принятом решении, и успела даже захлопнуть за собой дверь квартиры.
— Ненавижу! — прорычала она, когда точно уверилась в том, что никто её не услышит. — Ненавижу тебя, Яворский, ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Она даже толкнула ногой ни в чём не повинный ковёр, с которого пулей слетела Лотти.
— Чтоб тебе пусто было! — в воздух выпалила она. — Глаза б мои тебя не видели.
— Мау? — уточнила кошка. — М-р-р-ря?
— Не ты, Шарлотта. Не ты одна существуешь в этом мире, — зло прошипела Юля.
Это было глупо — вымещать свой гнев на животное, но подойти к Лотти и погладить её Лебедева просто не имела сил. Она стянула с себя вконец испорченное платье, раздражённо взглянула на своё отражение, проверяя, не осталось ли жирных пятен ещё и на дорогом белье, переоделась в ночную сорочку и нырнула под одеяло, хотя было ещё совсем рано. Обычно Юля не ложилась раньше двенадцати, а сейчас было только девять, но тянуть не было никаких сил. Больше всего на свете девушка хотела провалиться в сон, а утром понять, что всё это было просто кошмаром, испортившим не всю её жизнь, а одну ночь.
— Мау, — Шарлотта запрыгнула на кровать, села Юле на ноги и тихо муркнула. — Ма-а-ам?
— Иди отсюда, — проворчала Лебедева. — Предательница. Даже ты ему на руки лезешь.
— Мр-р-ру, — презрительно фыркнула кошка.
Но ушла.
Юля натянула подушку на голову и, задыхаясь от жары, задремала хрупким, беспокойным сном…
Глава четвёртая
— Юлечка, сам понимаешь, своевольная девочка, — грустно подытожила Алина Петровна. — Но я была свято уверена, что она задержится хотя бы немного. Хотя бы на полчасика. Вы очень красиво смотритесь вместе.
— Да, получится очень хорошая пара, — подтвердила Надежда Матвеевна. — Ты, главное, не сдавайся. А что она тебя даже не узнала, так она меня за те полгода, что тут живёт, не узнала, а ведь я была бабушкой её одноклассницы! Но в целом, девочка очень порядочная, — тут же поспешила заверить Андрея она. — Ни одного мужчины у неё я не видела.
— И ни одной женщины, — довольно дополнила Алина Петровна, — в неположенное время суток и в непристойном виде. Только подружка её заезжала пару раз. Но та замужняя, с детьми, — дополнила она и взглянула на Андрея так, словно задавалась вопросом, не заподозрил ли он чего плохого о Юле.
Скрывать их с Лебедевой знакомство оказалось бесполезно. Во-первых, Алина Петровна, прозорливая и внимательная женщина, хотя и довольно болтливая, сразу заметила, что что-то тут не так, а во-вторых, когда она пригласила свою подругу, надежды Андрея сохранить всё в тайне и вовсе пошли прахом. Надежду Матвеевну он знал очень хорошо. Когда-то давно, ещё до переезда в Голландию, они жили в одном доме, только в разных подъездах. Но тот дом давно уже снесли, а в этом то ли выделили квартиру, то ли она сама переехала, вдаваться в подробности Яворский не стал.