— Госпожа Като Миюки беспокоится. Состояние господина Галицкого внушает ей опасения.
Девочка-переводчица — дипломат от Бога. Это ж надо… Среди всей продолжительной речи японки с весьма злобными и явно обличающими интонациями… Так перевести… Красиво и нейтрально. Умница девочка. Далеко пойдет.
Я рассмеялась.
— Он… — переводчица вновь вслушалась в речь госпожи невесты. — Он нехорошо себя чувствует. Психологически, главным образом. — девушка поправила очки.
— Это проблемы господина Галицкого, — прохрипела я, мысленно обращаясь к лифту: «Господи… Ну, давай! Давай, железяка бездушная, трогай! Мне надо уйти. Очень…»
Взрыв слов, похожих на карканье вороны, эхом отскакивают от стен лифта-предателя. Лифта-изверга. Лифта-фашиста. Стоит, гад. Не едет…
Любопытно, что среди непонятных слов промелькнуло несколько…. родных выражений. Крайне неприличных.
О как… Эффектненько. С акцентом, конечно, но вполне себе узнаваемо.
Переводчица молчала. Дипломат от Бога впал в ступор!
Я же ни общаться, ни поворачиваться не собиралась.
— Госпожа Ида, мы должны поговорить, — услышала я на русском. — Лена. Оставьте нас.
О как… Ну и зачем надо было устраивать весь этот цирк с корректным переводчиком, если ты владеешь русским языком, да не просто, а с элементами ненормативной лексики? Скажи уж все, что думаешь, и катитесь к японской матери оба…
И снова пришли люди в черном. Мы долго шли — коридорами, лестницами, переходами…
Да, Ида… Пора заканчивать эти шпионские страсти. Хватит. Слишком много тайн вокруг тебя последнее время. Поиграли, и будет. Все это… Все это уже начинает надоедать. Станет скучно — схожу в кино. А жизнь с кино лучше не путать.
Наконец мы оказались в крошечной полукруглой комнатке в японском стиле. Наверное, в японском. Я не разбираюсь в этом так, как Кирилл. Для меня, что японский антураж, что китайский — все едино. Это ж не Индия, о которой я знаю чуть больше, так сказать, по долгу службы…
Пейзажи. Иероглифы. Диванчики. Столик. На столике — чай. Японка жестом предложила сесть и стала разливать зеленоватую жидкость по крошечным чашечкам. Мы были вдвоем. Люди в черном закрыли двери. В огромное, во всю стену окно видна вся Москва. Интересно, где мы?
— Это собственность отца, — японка обвела рукой комнату, протягивая мне чашечку с чаем. — Здесь он вел переговоры с партнерами. Наш разговор невозможно прослушать. Безопасно. Очень безопасно. Можем говорить, Ида.
«Можем говорить». О чем говорить-то? Женитесь с Кириллом, совет да любовь, прекрасная пара — я-то тут при чем?! Я смотрела на эту… Как там ее? Миюки Като. Хрупкая. Изящная. Черное платье-карандаш, кремовый пиджачок, нитка жемчуга на тонком запястье. Прямой, уверенный, сильный взгляд, от которого хочется спрятаться, несмотря на то, что перед тобой, по сути, совсем девчонка…
— Я расскажу вам, Ида. Все расскажу, — словно не понимая моего состояния — а еще немного и я просто кинусь на прекрасную русскоговорящую японку — продолжила она.
— Я не желаю с вами разговаривать, — разомкнулись губы против воли.
— Мой отец, Масаюки Като был богатый. Влиятельный человек. Он умер. Отец мало кому доверял. Среди тех, кому он доверял, был Кирилл. Но Кирилл оказался единственным, в ком мой отец не ошибся. Единственным, кто повел себя как друг. Меня пытались убить. Изнасиловать. Заставить подписать бумаги. И каждый раз меня спасали его люди. Если бы не он…
Японка замолчала. Фарфоровая чашечка застыла в воздухе.
Вкус чая был терпким. С каким-то привкусом… Одно могу сказать — на все, что я пробовала ранее это было совершенно не похоже. Боже, о чем я только думаю? О чае?!
— Мы… как старший брат и младшая сестра. Слишком похожи. Мы даже не думали о том, любим ли друг друга. Уважаем — да. Доверяем — безусловно. Нам казалось, этого более чем достаточно, не говоря уже о том, что так было проще всего сохранить бизнес отца. Бизнес, который Кирилл обещал моему отцу помочь мне сохранить. Перед самой смертью отец завел этот разговор. Он…чувствовал…
«Зачем она мне все это говорит?» — билась в голове мысль. Они уважают друг друга, доверяют друг другу, бизнес надо сохранить — ну и прекрасно! Опять возвращаемся к вопросу — при чем тут я?! Словно услышав мои мысли, Миюки продолжила:
— Но когда появились вы…
— Я вам помешала? — мне не хотелось говорить таким тоном, не хотелось вести себя резко, но я ничего, ничего не могла с собой поделать!
Ревность. Жгучая, бурлящая внутри ревность распаляла изнутри. Хотелось быть такой же холодной и сдержанной, как эта молодая девушка. Наверное, Кириллу такая женщина подойдет куда больше! Она и выглядит достойно, и ведет себя как жена политика, а я?! Я готова вскочить и разбить эту чашечку с чаем о хорошенькую голову японки! За то, что он о ней заботится. За то, что она вся такая…
Господи…
— Кирилл удивительно заботлив, — услышала сквозь шум в висках и кивнула, соглашаясь.