Она ошибалась. Он смотрел не на город, а на едва заметное отражение девушки в стекле. На её выражение лица, поведение, движение губ.
“Что же делать с тобой, девочка?” — крутился в голове непрошенный вопрос. Что-то промелькнуло сейчас в её глазах такое, странное и важное. Возможно, он зря полез в это дело. Женскую душу стоит оставить Марианне, а не влезать в неё самому. Какого черта он вообще включился в процесс лечения? Обещал же себе после того раза, что не будет лечить Марту Мюллер. Обещал много раз, но как мог оставить в “Айроне”? Как мог позволить сжирать себя изнутри после?
Обещание, данное себе, он нарушил. И теперь расплачивался за это хаосом в душе, а теперь еще и женскими истериками, которые после Иглы не переносил на дух.
В памяти невольно всплыл разговор после первого приема Марты Мюллер.
— Семен, ты как? — чуткая блондинка прикоснулась к его плечу. — Все в порядке?
Прошло десять минут с тех пор, как невысокая рыжеволосая девушка, сказавшаяся подругой Оливии Хорнби, покинула кабинет. Доктор был какой-то заторможенный и что-то увлеченно писал, потом долго кусал губы, вращая в руках мобильный телефон.
— Я должен передать её другому врачу, — спокойно произнес мужчина. — Да?
Она поняла его с полуслова, изучая взглядом чуть расширившиеся зрачки. Медленно скользя вниз по его телу к брюкам.
— Да, должен, — резонно заметила женщина, расстегивая белый халатик. — Впервые вижу тебя таким после приема. Ты даже на самых красивых пациенток не реагируешь, а здесь какая-то заурядная особа.
— Сам знаю. Как перещелкнуло что-то, — тряхнул головой, сбивая наваждение. — Передам её в другой центр, как только принесет анализы. Да, так и сделаю. — нахмурил лоб, прикидывая, кто из коллег сможет оказать ей наилучшую помощь. Марианна — однозначно, а вот по его теме. Кто будет терпелив, вдумчив и не причинит боли? Внутри что-то скреблось и протестовало. Профессиональная ревность? Или…обычная? Отмахнулся от тяжелых мыслей.
— Не переживай так, я могу помочь прийти в себя. У нас есть двадцать минут… — плотоядно улыбнулась блондинка, усаживаясь к нему на колени.
— Сэм, — тихое и совсем рядом. Когда она успела подойти? Видимо, он надолго ушел в себя и потерял бдительность. — Я чай заварила…
Он поднял глаза и несколько секунд, не мигая, смотрел на девушку. Та замерла, ожидая ответа: глаза опущены, руки спрятаны за спину, как с картины “Опять двойка”, еще не хватает старого потрепанного пальто.
— Иди сюда, — вытащил из-под пятой точки подушку, спустил ноги с подоконника и, положив удобное сидение рядом, хлопнул по нему ладонью. — Садись, — потушил остатки сигариллы и отодвинул пепельницу подальше. — Давай-давай. На пять минут.
Девушка несмело опустилась рядом и чуть вздрогнула, когда он привлек её к себе, обхватив рукой талию. Они сидели молча несколько бесконечно долгих минут. Марта уютно прижалась щекой к его груди, Сэм склонил лицо и осторожно вдыхал запах ее волос, как будто боялся, что если будет дышать глубже, он закончится.
— Прости, — заговорил первым, — я просто пытаюсь о тебе заботиться, как умею.
— Прости, — ответила тихо, — я все понимаю. Когда ты сказал утром, что все закончится. Мне было больно. Так больно, как никогда в жизни не было. Я же не персонаж видеоигры, не бесчувственная кукла, со мной нельзя просто поиграть, а потом отпустить на свободу. Выбросить или отдать соседскому мальчику поиграться.
— Я знаю, — Семен хотел еще что-то сказать, но она не дала.
— Я влюблена в тебя. Влюблена по уши, ты должен это знать. Мне ничего не нужно, просто знай это и учитывай, когда в очередной раз решишь напомнить мне о конце игры, — рука, обнимающая ее за талию напряглась, прижимая чуть сильнее. Шумный выдох в волосы.
— Марта, — бесконечная усталость в голосе. — Я…
— Знаю, все еще любишь её. Женщину с плаката. Иглу, — в голосе столько боли, что захотелось одного — заставить её замолчать. Но этот разговор был нужен им обоим, нужен, как никогда.
— За столько лет…Не знаю, люблю ли ее и смогу ли полюбить кого-то еще. Если тебе важно знать мои чувства, — коротко поцеловал в макушку. — Я твердо уверен только в одном — ты заслуживаешь самого лучшего. Мужчины, который будет твоим без остатка, будет заботиться о тебе, приходить домой каждый вечер и помогать готовить ужин, разливать по бокалам вино и любить тебя всю ночь. Нежно и долго. А не замученный, вскакивающий по ночам доктор, который любит свою работу больше женщины, что рядом с ним.
— Я тоже уверена в одном. Ты — лучшее, что со мной случилось в жизни. Самое лучшее, — чуть приподнялась, обвила рукой его шею и приблизилась к губам. — Когда придет время расставаться, я это приму, а пока не вздумай больше напоминать о Договоре. Забудь о нем, будь рядом со мной. Ты еще не до конца вылечил пациента, доктор. — прикоснулась к его губам с привкусом вишневого табака, заставляя на несколько минут забыть о целом мире, отдаться ощущениям и зарождающемуся глубоко внутри теплу.
Внезапно выглянувшее яркое солнце заглянуло в гостину, осветило солнцем, кажется, все пространство. Купаться в ярких золотых лучах было приятно, настроение Марты улучшалось с каждой минутой. Вчерашний разговор помог скинут невероятный груз с души. Да, чувствовала себя глупо, не получила ответа на признание, но внутри от всего это стало легко-легко. Счастье в чистом виде, пусть и с легким оттенком грусти.
Все в руках складывалось, она даже сделала яичницу в форме рожицы с глазами-желтками, а рот и нос дорисовала кетчупом. Веснушки в виде кружочков сосиски стали приятным дополнением.
— У тебя творческий подъем? — улыбаясь, Семен разглядывал произведение художественно-кулинарного искусства. — Забавно вышло.
— Это все солнце, давно его не было, — Марта устроилась на стуле напротив, разрезая такую же рожицу, но кривоватую на один бок.
— Я тут подумал, — мужчина сделал небольшой глоток ароматного кофе. — Если хочешь, можешь устраиваться к Вадиму. Пожалуйста. Вряд ли вы будете часто сталкиваться в лифте. А если будете, ты знаешь, кому звонить, — подмигнул и улыбнулся.
— Спасибо, — выдохнула она. Ночью в голове крутились разные мысли. Да, страшно идти в когти хищника, с другой стороны, очень хотелось ему показать, что ей больше не страшно и если придется, она даст отпор снова. Теперь у нее не связаны руки. — Ты правда не будешь переживать? — это волновало её намного больше. Сэм может играть сейчас какую угодно браваду, но те слова, которые он сказал в тот вечер, когда она не услышала телефон, невозможно забыть. А он должен думать о работе, о малышах и их мамах, порой весьма нерадивых.
— Буду. Но что-нибудь придумаю… — задумчиво дожевывал яичницу. — В обмен ты всегда держишь при себе мобильник и регулярно практикуешься по методу Марианны.