А дальше было ничего. Просто ничего. Он её отпустил. Рука, что в миг стала свободной, ударилась о бедро.
— Только вот это уберем, — Семён подошел к стене и аккуратно снял оттуда все, что касалось группы “Кроличья нора”. — Эти воспоминания я не хочу воскрешать.
— Прости, — девушка рассматривала пол из темного ламината под ногами. — Я думаю, это круто, когда человек умеет на чем-то играть. Петь в группе — классно же.
Повисла неловкая тишина. Марта разглядывала рисунок на полу и переминалась с ноги на ногу. Семён шуршал плакатами, медленно скручивал один за одним и убирал обратно в кладовку. Оба понимали, что ситуацию нужно разрядить, и оба не знали как.
— Хм, хочешь сыграю? — внезапно предложил доктор и взял в руки одну из акустических гитар, на светлом древесном боку которой красовался разноцветный пацифик. Марта так удивилась, что отогнала угрызения совести и страх.
— Правда? — губы чуть дернулись, снова найдя силы на улыбку. Она слышала такую музыку только на главной улице города, где постоянно кто-то зарабатывал игрой на всем, чем ни попадя. Для неё же никогда никто не играл. Это было интригующе. — Я с удовольствием послушаю.
— Если знаешь слова, можешь подпеть, — улыбнулся мужчина и присел на диван, устроился поудобнее и начал медленно перебирать струны. Мелодия была незнакомая. Марта села рядом и прислушалась, наслаждаясь звоном каждой струны. Зажмурилась от удовольствия. Она не знала, хорошо или плохо он играет. Ей просто нравилось это слушать.
Пока он не запел. Своим тихим, чуть хрипловатым голосом.
Я очнулся рано утром,
Я увидел небо в открытую дверь.
Это не значит почти ничего,
Кроме того, что, возможно, я буду жить.
Я буду жить еще один день,
Я не смертельно болен.
Но я в лазарете, стерильный и белый
И не выйду отсюда пока не придет,
Не выйду отсюда пока не придет…
Марта улыбнулась, опять поет про больницу. Слова незнакомые, но какие-то очень трагичные, в каждом будто заключена боль выстраданной мудрости. Семён пел тихо, но так, будто переживал каждое, пропускал через клетки тела и являл миру. Сейчас девушка чувствовала себя этим миром и боролась с желанием коснуться плеча Семёна, медленно провести по нему рукой и сказать: “Я здесь, я поддержу тебя”. Хотя, чего греха таить, поддержка в первую очередь требовалась ей самой и…
Доктор твоего тела,
Доктор твоего тела.
Доктор твоего тела,
Доктор твоего тела.
Я не буду лгать врачу:
Это было и раньше,
Мой приступ не нов.
Это не значит почти ничего,
Кроме того, что, возможно, мы будем жить…
Доктор её тела сейчас сидел рядом, медленно перебирал пальцами струны и заканчивал свою тихую песню, от которой внутри собирался комок то ли горечи, то ли нежности. Марта шумно выдохнула, когда струны зазвенели в последний раз.
— Это было потрясающе, — иначе описать эмоции она не смогла. — У тебя настоящий талант.
— Смеешься? — хмыкнул Семён. — Я гитару в руки с прошлого лета не брал. Думал, пальцы забыли, как это делается.