— Ты будешь, иначе сядешь.
— Что? Это угроза? Не забывай, во всех этих махинациях есть и твоя фамилия…
Громов с силой надавил на женское плечо, и Светка взвизгнула, сморщилась от боли.
— Токман меня отмажет, подписывай.
— Ты… ты… — Света поставила свою размашистую роспись, гневно глядя на бывшего.
— Завтра съедешь из квартиры.
— Что?
— Что слышала. Все, что у тебя есть, было куплено на мои деньги.
— Степа, — женские губы скруглились, высвобождая протяжный звук «о». — Я же… куда я пойду? — голос мгновенно стал мягче, а движения плавнее, сейчас Света напоминала кошку, податливую и пушистую.
— Ты сама в этом виновата.
— В чем? В том, что выбрала тебя? Ты моральный урод, Громов, урод.
— О том, кто ты, мы промолчим, — уголки мужских губ заострились, изображая на губах полуулыбку.
— И что, теперь будешь всю жизнь рядом с калекой? — она кинула это ему в спину, злобно, не думая о последствиях.
17(2)
Степан уже почти ушел, но ее слова — они заставили обернуться, полоснуть взглядом по смазливому и перекачанному гиалуронкой лицу. Мужские плечи напряглись, а дыхание сбилось.
Света же продолжала кричать, нести всю эту чушь в ущерб себе и плеваться от ярости. Громов смотрел на Талашинское представление секунды, его не хватило на большее. Ноги сами понесли ближе, к ней. Пальцы сжали хвост из темных волос в кулак, и венка на Светкином лубу вздулась.
— Пусти, пусти меня! — она ударила его в грудь, взвизгивая.
Степа разжал пальцы, отталкивая ее от себя. Огляделся и, резко развернувшись, пошел в спальню. Он с силой открыл шкаф, дверь которого слетела с петель, и вытащил Светкин чемодан.
— Что ты делаешь? — она прибежала следом и замерла в проходе.
— Ты свалишь отсюда сейчас, — Громов стиснул зубы и, не глядя на нее, смахнул в чемодан вещи, сложенные аккуратными стопочками на третьей полке.
— Ты не имеешь права, — сорвалось с ее губ, теперь до нее начал доходить смысл содеянного, она выбрала неверную тактику, глупую, и сейчас ее ждут последствия, возможно необратимые. — Степ, давай поговорим…
Света шагнула к мужчине, но Громов не обратил на нее никакого внимания, продолжая скидывать ее шмотье. Когда чемодан заполнился, застегнул молнию и спустил его с подъездной лестницы.
— Ты ненормальный! — Талашина вновь закричала, но толку от ее воплей не было.
Громов скинул еще несколько сумок и, прихватив ее за шкирку, выволок на лестничную клетку.
— Пошла вон.
— Ты не имеешь права, я напишу заявление, — кинулась к Степану, цепляясь за ворот футболки.
— Пиши.
Он оглядел ее и, довольно грубо притянув к себе, обшарил карманы спортивного костюма, в который она была одета. Вытряхнул содержимое сумочки, ее он выкинул из прихожей, и подобрал ключи, упавшие на бетонный пол.
Талашина растерянно смотрела на чемоданы, уходящего Громова и медленно осела по стеночке к холодному, нет, ледяному полу. Как он мог? Громов не был на такое способен, тот Громов, которого она знала, не был таким. Это все Никольская, эта дрянь сделала из него чудовище.
Света всхлипнула и набрала номер подружки, просясь к той на ночлежку.