Я не знаю, когда он перестал меня бить. Глаз заплыл, я перестала чувствовать боль после пятого удара по лицу. Она просто слилась в единое целое, затопив мое тело.
— Сука, — рычит, приходя в бешенство. Слезает с меня, отходит. А я сворачиваюсь в комок, вою от боли.
— Отъ*бал бы тебя, но не сейчас… Не волнуйся, ты скоро получишь свое. Нам нужно спешить. Миротворец ждет. И твой друг Берк там будет, — он хватает меня за руки, стягивает с кровати.
— Он будет лично смотреть, как тебя сношают. Нас будет много, Марианна. Но начну я. Ты мне очень задолжала… — его слова должны пугать меня, но внутри тишина. Боли так много, что я не чувствую ничего, кроме нее.
Берк
Наши люди доложили, что Миротворец находится в своем доме в центре Стамбула. Еще несколько лет назад я прикормил пару его человек, на всякий случай. Всегда знал, что наша «дружба» с этим человеком имеет срок годности. Когда-нибудь мы окажемся по разные стороны баррикад. Как в воду глядел.
Там не дом — крепость. Мы собирались на войну и понимали, что обратно не вернемся. Вслух, естественно, никто не говорил об этом. Но по напряжению, витавшему вокруг, все было понятно без слов. Еще раз проверил курок у пистолета и на секунду задержал его в руке, стиснул крепче.
Это то самое оружие, которым я ласкал Марианну. При мысли о ней сердце начинало гореть огнем. Отпустить ее, посадить в тот еб*ный поезд было самым тяжелым решением в моей жизни. Но и самым правильным. Конечно, я мог забить на все и уехать вместе с ней, как она и предлагала. Мы могли бы попытаться скрыться, уехать на необитаемый остров и жить там. Но никто бы не дал нам этого сделать. Пока жив Миротворец — мы обречены. Поэтому этого скота нужно убрать.
Я подохну счастливым человеком, потому что любил и был любимым. Каким бы сумасшествием это не казалось. Я? Люблю? Никогда бы не подумал, что во мне есть это чувство! Есть! Твою мать! Как я люблю эту женщину. С ума схожу по ней. Хочу улыбаться, как придурок, только потому, что она рядом. Я с ней ожил! Она стала для меня всем. Абсолютным смыслом.
А теперь джаным. вернется обратно к отцу и забудет меня, найдет хорошего парня и заведет семью. Как хорошо, что к этому моменту я буду лежать в земле и кормить червей.
— Давайте еще раз по плану, — произнес Метин и достал чертежи дома Миротворца.
— Входы здесь, здесь и здесь. Мы будем заходить с бокового. Там слепая зона.
Мы вчетвером стояли у стола и смотрели на расположение комнат.
— Полиция отреагирует сразу, — сказал Керем. Я кивнул.
— Поэтому работаем быстро и грязно. Зашли, всех перестреляли и ушли.
— А если в доме будут женщины и дети? — спросил Тезер. Ответил Метин.
— Убираем всех.
Воцарилось напряженное молчание. Убирать женщин и, тем более, детей не в нашем стиле. Но по-другому никак. Или мы, или они.
— Через пару часов выдвигаемся.
Сейчас мы находились в одном из складов, где было собрано все оружие. Уже стемнело. Но надо выждать еще пару часов. Посмотрел на часы и нахмурился.
Бурак должен был позвонить еще несколько часов назад. Они с Марианной должны были пересечь границу и быть уже в России. Но звонка так и не последовало. А я сам позвонить не мог.
Как вспомню ее этот взгляд, полный боли и отчаяния, так и хочется выть от боли. Душу всю им мне вспорола, словно стеклом битым. Многое бы отдал, чтобы по- другому все было. Чтобы я другим был. Без всей этой грязи и крови на руках. Но чудес не бывает. И Аллах не помогает. За себя, свое существование и свои вещи ты должен бороться сам. А я борюсь за Марианну. Я отпустил ее. Надеюсь, со временем она поймет, каких сил мне это стоило.
Мы тихо переговаривались с парнями, когда зазвонил мой сотовый. Этот номер никто не знал. Точнее, те немногие, кто его знал, находились в этом складе со мной. Остаются еще два человека. Может, это Бурак? Быстро вытащил телефон и нахмурился. Номер неизвестен.
— Да.
— Берк, Берк, Берк. — раздался до жути знакомый голос на том конце провода.
— Неужели ты думал, что сможешь подкупить моего человека, мальчик? Неужели работа со мной ничему тебя не научила? — звучал насмешливый голос Миротворца.
— Но ладно, это все лирика. Твоя игрушка у нас.
От этих слов все внутренности скручивает в болезненный узел. Первый раз в жизни мне становится страшно. Страх липкой паутиной окутывает каждую пору на теле. Я парализован. Не могу пошевелиться. Нет. Нет. Нет. Этого не может быть! Марианна. Она уже дома. В любящих объятиях отца!
— Ты врешь, — голос хриплый, словно битого стекла нажрался.
Ублюдок смеется, и его смех разъедает нутро, выжигает дыру внутри.