Неожиданно я вспомнила момент из фильма Жена священника (англ. The Preacher's Wife) — кинофильм американского режиссёра Пенни Маршалл. Ремейк фильма 1947 года «Жена епископа»). Джеремайя маленький мальчик из фильма, должен был попрощаться со своим лучшим другом, который уезжал в другой штат, чтобы жить с приёмными родителями. Он повернулся к матери и сказал, — А кому мне рассказывать мои секреты?
Кому рассказывала свои секреты Фанни? Она поделилась со мной обрывками прошлого. Поделилась со мной своими любовными письмами. Она рассказала мне свои секреты из-за того, что я была рядом, а она в отчаянье? Так поступают одинокие люди? Делятся своими секретами с теми, кто выслушает?
Я смотрела на свою пиццу и ждала, пока грусть обернется гневом. Я бросила взгляд на Грэйси. Даже в своей унизительной ничтожности я могла уловить юмор в том факте, что её имя происходит от слова grace, милосердие, а у неё его не было. Мне хотелось закричать ей об этом через весь стол.
— Ладно! Я ужасный человек! Но ты должна бы уметь прощать! Это твоё гребанное имя, в конце концов!
Я могла представить её ответ, — Ты бывшая заключенная, Кейденс. Думаю, это освобождает тебя от прощения.
На что я бы грубо ответила, — Да? Что ж, не очень-то это по-христиански с твоей стороны.
А она бы выплюнула ответ столь же грубо, — По-крайней мере, я лучшая христианка, чем ты! Я никогда не принимала наркотики! Я никогда никого не грабила!
А потом я представила, как наш разговор переходит в ор, в котором мы бы обе сравнивали наши христианские добродетели в отчаянной попытке выйти победителем. Глупо. Незрело.
Мне кажется, что я уже закончила всю эту сцену. И вдруг я разозлилась на Эйвери за то, что он заставил меня вернуться в молодежную группу. Ну и что, что большинство детей были добры ко мне? Я же не идиотка. Я знала, что они говорят всякую чушь обо мне за моей спиной. Точно так же, как прихожане церкви любят посплетничать. Но это никогда не было похоже на обычные сплетни. Христианские сплетни звучат скорее так:
— Слышала о Кейденс Миллер?
— Да. Она, видимо, так потеряна. Сатана и в правду запустил в неё свои когти.
— Нам надо помолиться за неё, уж конечно.
— Что ж, что ты слышала, на самом деле произошло? В смысле, просто, чтобы мы могли помолиться более конкретно.
— Я слышала, она нюхала кокаин, а потом целовалась с Дином.
— Правда? Я слышала, она переспала с ним.
— Что?! Что ж, тогда нам и впрямь нужно помолиться за неё. Секс до свадьбы? Это, как бы, высший грех.
— Я знаю, верно? Я практически смогла бы простить воровство, но секс до свадьбы?
— Действительно. Было бы правильно, если бы они двое поженились.
— Знаю. Разве они уже не женаты в глазах Господа? После того, как переспали.
— Думаю, да. Но им нужно сделать это официально, чтобы не жить во грехе.
— Какой позор. Нам нужно действительно помолиться за неё.
Я опустила голову и захихикала. А потом рассмеялась вслух. Несколько людей за столом повернулись в мою сторону, глядя на меня с замешательством и подозрением. Я видела взгляд Эвери. Какая вообще разница? Я всего лишь смеялась. Истерически. А потом Эвери встала со своего стула и подошла ко мне. Она наклонилась и зашептала мне в ухо.
— Не смей мне тут слетать с катушек, — прошипела она. — Засунь эту пиццу в свой чёртов рот и ешь. Я говорила, тебе нужно есть. И прекрати смеяться, как сумасшедшая. Если испортишь мои планы, я прикончу тебя.
Я покачала головой и вздохнула.
Ох уж эти христиане.
Глава 8
Прошло несколько недель, и я доросла до трех дней вождения. По каким-то неизвестным причинам папа решил добавить мне среду в придачу ко вторникам и четвергам, подразумевая, что сразу после школы я должна была ехать прямо домой. Мне не хотелось злоупотреблять его доверием, но вывеска Старбакса звала меня, как маяк, а я была уставшим, блуждающим моряком с нуждой в кофеине. Я включила поворотник до того, как успела это обдумать, и свернула на парковку. Именно тогда я и вспомнила, что стану моряком без судна, если не скажу папе, что делаю. Я достала мобильник и позвонила ему.
— Пап? Я остановилась у Старбакса по пути домой. Хочешь что-нибудь? — спросила я. Я решила, что, если предложу ему что-нибудь, он не так рассердится.
— Кейденс, каковы правила? — ответил папа.