— Что ж, если хочешь знать, я решил попробовать что-то такое. Увидеть, каков я. Увидеть, есть ли для меня место в вашей церкви.
Мне пришлось отдать ему должное. Он был очень хорош. Но я ни на секунду не поверила ему, что он хочет найти место в моей церкви. Происходило что-то еще, и поскольку я чувствовала несомненное влечение к нему, я автоматически предположила, что это было влечение с его стороны. Сегодня он вызвался добровольцем из-за меня. Вот во что я решила поверить. Для той, кто обыкновенно не был высокомерной, сегодня меня просто распирало.
Фанни Бёркен была милой старушкой, жившей в крошечном домике с двумя работающими лампочками. Хотя она и содержала дом в чистоте, он пришёл в негодность. Мы узнали, что не так давно её сын погиб на мотоцикле в несчастном случае, и он был её единственной семьёй. Она не могла достать до ламп на потолке, чтобы заменить их, и некому было помочь ей поддерживать дом.
Это было незамедлительно: я перешла в режим, Исправить всё, и приказала Тейту поменять все лампочки в её доме. А потом я пошла в туалет и вычистила его от пола до потолка. Не знаю, почему. Ванна была чистой, но видимо моё время в колонии приучило меня мыть туалетные комнаты, когда мне нужно было работать. Это заняло у меня полтора часа, и я не возражала.
Я собрала всё белье с помощью Фанни и запустила стирку, а потом помогла мистеру Коннели починить протекающие трубы.
— Кейденс, мой гаечный ключ в боковом кармане сумки, — сказал он, лежа на спине, головой под кухонной раковиной.
Я изображала ассистента, пока Тейт смазывал и соединял плитку в ванной Фанни, как показал ему мистер Коннели, узнав, что Тейт никогда в жизни не занимался физической работой.
— Это он? — спросила я, поднимая инструмент с круглым креплением на конце.
— Близко. Это торцевой ключ, — ответил он. — Даже не знаю, откуда он в моей сумке.
Он вылез из-под раковины и стал рыться в боковом кармане своей сумки с инструментами. Он достал то, что, он сказал, называлось гаечным ключом.
— А, да. Я уже видела такие, — ответила я.
Мистер Коннели улыбнулся и залез обратно под раковину.
— Ты хороший помощник, Кейденс, — произнес он.
Я фыркнула. — Я ничего не сделала.
— Ну, ты составляешь мне компанию, и это мило, — ответил он.
— Только до тех пор, пока стираются простыни, — сказала я.
— И я ценю это, — отозвался мистер Коннели. — Не хочешь мне посветить?
— Конечно, — ответила я, и поковырялась в его сумке, пока не нашла миниатюрный фонарик. Секунду я колебалась, осознавая, что мне придется сидеть очень близко к мистеру Коннели, чтобы светить на трубы. Отверстие под раковиной было узким, и он занимал большую часть пространства.
— Свети вот сюда, прямо над моим лицом, — сказал он, наблюдая, как луч света бегает по темноте, пока я пыталась найти удобное положение. Я сидела, поджав под себя ноги, сгорбившись и прислонившись к его бедру. — Хорошо, — сказал он, — Так и держи.
Я наблюдала, как мускулы на его руках напрягались каждый раз, когда он работал ключом. Я чувствовала напряжение и в его бедре – как оно напрягалось, а потом расслаблялось каждый раз, когда он затягивал болт. И моё тело отвечало ему против моей воли. Мой мозг кричал мне оставаться неподвижной все то время, пока я чувствовала, как мой вес смещается, наклоняясь все дальше, все глубже в его тело. Мне было так хорошо, когда мое бедро прижалось к его бедру, и я закрыла глаза, представляя, как это было бы по-другому, если бы наши ноги были голыми.
— Кейденс? — услышала я издалека.
Я боролась с желанием коснуться его ноги. Мне хотелось этого гораздо больше, чем чего-либо другого. И не ногой. Мне хотелось провести рукой по его бедру.
— Кейденс? — голос прозвучал ближе.
Я открыла глаза и увидела, что мистер Коннели смотрел на меня. На его лице застыло нервное выражение, словно он в точности знал, что я проигрывала в голове. Но он не осмелился сказать это вслух.
— Свет? — спросил он.
Я и не осознавала, что опустила фонарик, и снова подняла его.
— Простите, — промямлила я, и посмотрела в сторону сушилки, когда услышала, как она загудела.
— Как раз вовремя, — произнес мистер Коннели. — Всё готово.
Я молча встала и пошла достать бельё.
Мы с Фанни постелили чистые простыни на её постель, и пока я была в её комнате, она показала мне коллекцию старых любовных писем, написанных её покойным мужем, когда они ещё встречались в школе. Я никогда в жизни не видела настоящего любовного письма, вручную написанного витиеватым почерком. Я вообще не думала, что мужчины могут писать таким почерком. Это была старая школьная любовь, и я подумала, что хотела бы, чтобы кто-нибудь и мне написал любовное послание.