— Да отработаю я. — Поднялась со стула и направилась к двери, — только можно больше без постановок, я домой хочу после работы.
— Извини, — снова мрачно-виноватое бурчание в спину. — И спасибо.
Данка появлялась в офисе ежедневно, спуску штату не давала и машина прибыли вышла и состояния стагнации. Гоняли на склад чуть ли не каждый день, фотосессии, массовая реклама в соцсетях, закупка рекламы у блогеров, тщательный таргетинг, подготовка к открытию шоу-рума…
Я ездила с ней от складов до фотостудий, офиса, шоу-рума и обратно. Рабочий день в диком режиме, но отдача была замечательная, продажи шли массово. Данка наняла пару человек дополнительно, потому что рук не хватало, поставщики едва успевали, склад стремительно пустел. Даже окрещенные мертвым грузом товары при правильной комбинации и подаче, уходили. Шеметова сначала напрягала Ленку, надеясь, что та за две недели моей отработки сумеет полноценно меня заменить, но то ли Ленка включила режим обиженной, то ли она действительно тупенькая, но обучалась она как-то херово, а время уходило. Поэтому Шеметова попросила меня ей показать/рассказать/натаскать на методы раскрутки и впихона ее товара. Схватывала она быстро, уточняла, пробовала сама.
Работать Данка умела, руководить тоже, почему она раньше этого не делала, я не спрашивала. Мы с ней вообще были в странных отношениях, вроде бы и деловых, а вроде и полуприятельских, потому что чувство юмора одинаковое. В перерывах кофе, сигареты, разговоры о бизнесе, которые зачастую плавно перетекали в треп за жизнь. Собеседник из нее был интересный, самоирония и здравый цинизм, взгляды на жизнь и творящееся вокруг не через розовую призму. Событий тех дней не касались вообще, ни она меня ни о чем не спрашивала, ни я ее, хотя иногда прямо очень хотелось, и не праздного любопытства ради — Шеметов тоже часто появлялся в офисе и обычно сразу шел в кабинет к Данке, они о чем-то трепались, потом чокнутая изображала, что все нормально, но было заметно, что нет. Когда Андрей Падлович появлялся, а его супруги не было, то наступало время охуительных спектаклей, где я изображала хлопающее глазами бревно, когда он вроде мимоходом, а вроде и откровенно напористо пытался сразить мое сердце. Не выдержала я, когда он притащил букет, мягко укорив едва не беснующуюся Ленку, якобы, назвавшую ему неверную дату моего рождения. Ее заискивающе-униженное «нет, я же сказала двадцатого декабря, а не июля, я точно помню, Андрей Павлович», он проигнорировал и настойчиво позвал меня пожрать сегодня вечером в ресторане, но ему позвонили, и он, изменившись в лице, куда-то умчался, так и не дослушав, что я не собираюсь принимать цветы, идти с ним в ресторан и вообще считаю неприемлемыми подобные знаки внимания.
Аккурат в момент, когда я отдала букет Ленке, возразившей против моего первоначального стремления выкинуть его нахер, в офисе появилась чокнутая. Явно обрадовавшаяся отсутствию собственного супруга и по Шеметовской традиции проигнорировала Ленку, застывшую за разрезанием бутылки, которой была уготована роль вазы.
— Дан, — начала я, зайдя за ней в кабинет и плотно прикрыв за собой дверь.
— Этот веник он тебе притащил, я уже поняла. — Ровно так произнесла она, как будто не о своем муже говорила, роясь в бумагах у себя на столе. — Он тебе еще много чего притащит, в душу ты ему запала, раз так открещиваешься и никак им не очаруешься. И нет, я не злюсь, не ревную, и вообще больше за тебя переживаю, человек ты неплохой, значит, он тебя не заслуживает, но он этого не понимает и чем сильнее ты будешь его отгонять, тем больше у него это восторга вызовет. Потерпи, у него больше двух-трех недель интерес не удерживается, потом новую жертву себе находит.
— Чего ты с ним не разведешься? — оставив попытки понять, что происходит в жизни в общем и в этой вроде бы совсем не тупой голове в частности, в лоб спросила я, внимательно разглядывая чокнутую.
Данка остановилась на секунду. Взгляд в стол неопределенный такой, непонятный.
— А я терпила. — Беззлобно ухмыльнулась, падая в кресло и включая ноутбук, — слушай, Жень, посмотри вот эти варианты с фотостудиями, завтра в обед отфоткаем новую коллекцию. Мне надо на приемку сгонять, а то в тот раз пришла партия, швы шиворот навыворот, как принимали, хер знает.
Ясно. Вздохнув, направилась к ее столу, пока чокнутая, сграбастав бумаги и подхватив сумку, мчала на выход. Осталось два дня. Всего два дня и я свободна. Через неделю уже снимут судимость, дело рассматривали и Цыбин вчера дал железобетонный гарант. Расчет по работе уже скинули, увольнение оформили, заявление на отказ от вступления в брак приняли, и вообще все хорошо, но смутное чувство, кольнувшее за грудиной и запустившее в разум совершенно неуместную мысль, это никак не уняло.
И все пошло совершенно не так, как я планировала. Впрочем, как и всегда.
На следующий день Шеметов заявился в офис и против обыкновения проигнорировав предмет своего террора в виде меня, тут же ставшей бревном с глазами без налета интеллекта, сразу направился в кабинет Данки. И пробыл он там довольно долго. В офисе работа кипела, принимались звонки, заказы, шло оформление и прочее, но Ленка и еще пара девчонок, заинтригованные сим поворотом, перешептывались и смотрели на Данкину дверь. Я тоже смотрела, чувствуя необъяснимо нарастающее напряжение.
Ручка повернулась и вышел раздраженный Андрей Падлович, договаривая на ходу:
— … делать, что я тебе сказал, поэтому заканчивай этот фарс и езжай домой.
Жестко, твердо, в безапелляционно приказном порядке. Офис стих, дверь, от силы с которой ее захлопнули, вновь приоткрылась и из проема донесся смеющийся, прохладный голос Данки, расслабленно опирающейся спиной о стеллаж близ двери, скрестив руки на груди и прищурено глядящей вслед удаляющегося Андрея:
— Динь-динь-дон, ты не мужик, ты гандон.
Андрей застыл в полушаге от порога. Сжал челюсть так, что желваки заходили. Чокнутая презрительно улыбаясь, не размыкая губ, смотрела в окаменевшую спину супруга. Через мгновение резко обернувшегося и шагнувшего назад, к усмехнувшейся Данке, с такой силой захлопнув за собой дверь, что стены задрожали.
— Охрене-е-еть… — полувосторженно просипела Ленка переглядываясь с такими же впечатленными свидетелями, когда я, подхватив первые попавшиеся папки, стремительно, почти бегом, направилась к кабинету.
Стук костяшек моей похолодевшей руки по дверному полотну и, не дожидаясь ответа, распахнула дверь.
— Дана Сергеевна, — повала я глядя на нее, все так же расслабленно опирающуюся стеной о стеллаж, перед которой почти вплотную стоял побагровевший Андрей, — поставщики сейчас сообщили, что иск подадут за июньскую неуплату, нужно срочно решать, откладывать больше никак нельзя.
Данка и Андрей посмотрели на меня. Данка со снисходительностью, Андрей с некоторой злой растерянностью, но мой деланно напуганный взгляд на него и с силой прижатые к груди папочки напомнили ему о том, что в присутствии предмета своего интереса надо блюсти образ мужика, а не гандона.
— Работа, Андрей. — Вздохнула Данка, переводя на него взгляд. — Давай дома поговорим.
— Ты права, поговорим. Дома, — отступил, вскользь по скотски улыбнувшись ей, а потом вежливо мне и вышел.
— Ты реально чокнутая, — покачала я головой, закрывая дверь, отрезая нас от снова притихшего офиса и глядя на Данку, направившуюся к своему столу и упавшую в кресло.
— А он гандон. Идеальная парочка, — невесело хмыкнула она, едва заметно поморщившись. Посмотрела на меня с эхом подавленной усталости. Истощения. Не без тени досады в голосе произнесла, — сегодня ты работаешь в этой шараге последний день. Отметим?
Я протяжно выдохнула, глядя на эту пришибленную. И, фыркнув, кивнула.
— Рест, баревич? — Шеметова уставилась в ноутбук, снова с затёртой отрешенностью. — Я плачу.
— Да дома у меня. Мне после девяти нельзя квартиру покидать, у меня условный срок. С недавних пор я строго соблюдаю предписания.