Я еле успеваю прочитать, и залиться краской от воспоминаний, что я там писала выше. А Максим не медлит — его входящий уже горит под моим одеялом, и я плюю на все, даже на свой хриплый голос, и отвечаю на вызов.
Глава 8
Максим
Я ни разу не ошибся, когда решил, что в этой девочке есть потайное дно.
А спустя всего четыре дня я осознаю, что там — целый склад, и нужно копать и копать, чтоб вытащить ее натуру на поверхность. Кто до этого ее трахал вообще, что похоронил под пыльной крышкой все похабности и желания?
Я вырубаю звук на колонке, где играет последний альбом «Комсомольска», и закуриваю, набирая Настю. Она сказала, что кончила — и до боли в члене хочется услышать, как ее голос звучит после этого.
— Да? — выдыхает она так тихо, что, если бы не сквозящая сейчас тишина, хрен бы расслышал.
— Как оргазм, сладкая? — выдыхаю дым, точно зная, что ей это нравится.
На том конце провода тихие вздохи, возня, и шелест одеяла. Она говорила, что часто мерзнет, и, кажется, сейчас тоже забирается в тепло.
— Офигенно, — сдавленно отвечает она, и я удовлетворенно хмыкаю, потому что, блять, это приятно.
— Ты очень быстро кончаешь. Так всегда?
Я специально слегка давлю с такими вопросами после оргазма, стараясь как можно быстрее преодолеть ее смущение. В переписке она смелая, и не стесняется сказать, какие ласки клитора ей доставляют.
А вот по телефону…
— Нет, — признается она почти шепотом, и тут же продолжает, — так вообще только с тобой, не знаю, почему… Мне просто крышу сносит от наших переписок.
«Мне тоже» — проносится в голове, но я давлю эту мысль, и произношу другое:
— И никакого отторжения?
— Ммм?
— Я ведь писал, что хочу вылизать твою попку, сладкая. Это входит в понятие «можно», или ты такое не любишь?
Да, детка. Привыкай к моей пошлости в наших разговорах — уж слишком хорош вид на твою задницу в пене, чтобы я строил из себя святого. Мне нравится, как ты выглядишь, и как реагируешь на все наши безумства в тексте, но, черт… Я должен знать, действительно ли тебе это нравится.
— Настя?
— Да, я тут… Максим…
— Да?
Вздох, в котором я легко распознаю смелость сквозь смущение и готовлюсь услышать что-то большее.
— Твои разговоры про мою попу… В общем, это не «можно». Это как раз-таки «крышесносно».
Да, блять.
Моя девочка.
— Тогда готовь свои ягодицы, сладкая… Потому что я уже предвкушаю, как исцеловываю там все.
Она опять тихо и тяжко дышит, и мне стоит невероятного труда не подколоть ее за это. Но знаю, чувствую, что нельзя — она только-только делает шаги «за мной», и смущать ее в этом было бы идиотством.
— В чем ты сейчас?
— Розовая толстовка с капюшоном, черные трусики и… Теплые носки на ногах. Прости, это не то, что…