— Хм… Слушай, у тебя вид, будто ты решаешь физику на экзамене. А я, как бы, лучший в универе по этому предмету. Так что поделись, возможно, я дам тебе списать.
Я подмигиваю, и Настена чуть-чуть улыбается. Ну вот, уже лучше этой задумчивости вселенского масштаба…
— Ты сказал про доверие, — говорит она так, словно сама боится своих слов, — и я подумала про Киру…
Понятно. А чего, блять, я ожидал после той вечеринки?!
— Кира в прошлом. — Говорю как можно спокойнее, хотя терпеть не могу такие разговоры, но понимаю, что должен объяснить, — я с ней спал, не буду отрицать, да ты и сама в курсе. Но если я говорю, что хочу попробовать отношения с тобой — то никакие другие женщины меня сейчас не интересуют. Хорошо?
— Да. Я это и хотела знать. — Отвечает Настя вполне спокойно, и это правильный знак — в отношениях без доверия делать нечего. — Спасибо, что ответил.
— Мне нужно что-то подобное спрашивать по поводу ЗОЖника? — хмыкаю я, убирая еду в холодильник.
— Нет. — Твердо говорит Настя, и я киваю, принимая такой ответ.
— Заметь, я абсолютно не против никакого общения между вами, — на всякий случай четко обозначаю свою позицию, снова подхватывая Настену на руки. — я за здоровые отношения без лишней хуйни, окей, маленькая?
— Окей, большой мужчина, — хмыкает она, широко зевая, и кладет голову мне на плечо, — останешься?
Я с тоской смотрю на это подобие кровати, затем на женщину в своих руках — и киваю, понимая и осознавая свой «адекватный» выбор.
— Однозначно, маленькая.
Глава 18
Максим.
Хм.
Я открываю глаза, чувствуя, что на меня кто-то смотрит. Пристально, с интересом — так обычно глядит жена на своего мужа, когда стоит и размышляет, не слишком ли тот долго спит в свой выходной, и не пора ли тому вставать и выдвигаться по придуманным ею делам.
Но я-то, блять, не женат. Да и вообще надеялся избежать подобного в своей жизни…
Я осторожно и с присущими взрослым мужикам звуками переворачиваюсь на дико неудобной постели. А когда обзор комнаты достигает максимума, пониманию, кто еще может вот так без зазрения совести смотреть.
Ребенок.
Ох бля, хорошо, что заснул вчера в домашних спортивках.
— А где мама? — спрашивает темноглазое создание в пижамке, стоя рядом с постелью, и сжимая в руках детское одеяло.
— Да вот самому интересно, — хмыкаю, отмечая, что ребенок уже заговорил со мной, — она у тебя всегда исчезает по утрам?
Маруся поднимает брови, явно воспринимая вопрос слишком буквально, но старается поспешить с ответом.
— Мама будит меня в садик, — выдает она, и снова на секунду задумывается, — но сегодня я туда не пойду!
— Да, правильно. Зачем он нужен, верно? Дома гораздо лучше.
Брови Маши взлетают вверх окончательно, и она покрепче сжимает одеяло.
— В садик ходить надо. — Наставительно, явно копируя Настину манеру, тянет она, — мама на работу, я в садик. Это как моя работа.
— Отличная профессия! — посмеиваюсь, принимая сидячее положение, и понимая, что снова сказал что-то не то, — слушай, может, мама на кухне? Который сейчас час?
— Ааа… Я не знаю! — Пожимает девочка худеньким плечиком, и разворачивается в сторону двери, — мама!
Она вылетает с спальни, а я устало тру лицо ладонями. Хуевый из меня вышел бы отец. Ни черта не разбираюсь, что умеет ребенок к трем годам, а сюсюкать по-малышковому не могу и подавно.