Как будто все, что я только что рассказала, было совершенно нормальным, волк просто кивает.
— Еще одно сходство. Я тоже один из восьми.
Моя застенчивость исчезает, потому что я в шоке.
— Да ты шутишь!
— Мои родители были ирландскими католиками. Старой закалки. Для них контрацептивы были сравнимы смертному греху.
— Увы, у моих родителей нет религиозного оправдания. Думаю, у них просто не было денег, чтобы позволить себе контрацептивы.
Волк смотрит на меня так, словно я пришелец. Уверена, что брякнула что-то не то, пока он не поясняет:
— Это номер четыре.
Номер четыре? Что же это значит?
— Эм…
— Я из бедной семьи. Как и ты. Четвертый общий факт.
Похоже, он встревожен этим фактом. Я его не виню. Самое время пошутить.
— Если ты сейчас скажешь, что обожаешь фисташковое мороженое, то нам, наверное, суждено быть вместе навсегда.
Боже милостивый, эти слова действительно слетели с моих губ.
Когда потрясающе великолепный мужчина, которому я только что сказала эту ужасающую фразу, молча на меня глазеет, я мечтаю, чтобы земля разверзлась и меня поглотила пустота.
Но нет, сейчас не время спасать то, что осталось от моего самоуважения.
— Что ж, было очень приятно поболтать с вами, но мне пора возвращаться к работе.
Он продолжает изучать меня немигающим взглядом. Никто из нас не шевелится. Мы просто смотрим друг на друга.
Жар заливает мои щеки.
На его челюсти напрягаются желваки.
Я на девяносто процентов уверена, что он заметил мои затвердевшие соски.
Наконец он шевелится. Не отрывая взгляда от моего лица, он лезет в карман пальто, достает бумажник, оттуда несколько банкнот и кладет их на стойку. Затем закрывает бумажник и засовывает его обратно в карман пальто.
Мгновение он словно пытается что-то решить: его брови нахмурены, а выражение лица задумчивое. Затем медленно выдыхает.
— Вы работаете завтра вечером?
Я не решаюсь снова открыть рот, поэтому просто киваю.
Волк тоже кивает. По какой-то странной причине мне кажется, что мы договорились о свидании. Когда он разворачивается и начинает уходить, я чуть не соскальзываю на пол от облегчения.
Но потом он оборачивается и впивается в меня одним из своих фирменных голодных взглядов.
— Кстати, — говорит он низким, хриплым голосом. — Мой любимый вкус мороженого — фисташковый.
Он держит мой взгляд ровно столько, чтобы у меня случился сердечный приступ, затем поворачивается и уходит, исчезая в дождливой ночи, как будто та поглотила его.
∙ ГЛАВА 2 ∙
Лиам