— Интересно, почему ты напугана при моем появлении больше, чем до него? — ядовито интересуюсь я, одним движением аккуратно отодвигая жену в сторону, и резко входя в кабинет, захлопывая за собой двери.
Мне хватает пары фраз и всего двух угроз, чтобы убедить врача поговорить со мной откровенно (не зря же я бывший следак!), и теперь она вываливает на меня информацию так, словно обязана это делать.
— Я не знаю имени мужчины, что сопровождал вашу жену, — без запинки говорит мисс Энкинс, печатая какую-то бумажку, — он позвонил накануне, перед закрытием центра, и за хорошие деньги попросил осмотр девушки вне рабочее время. Я согласилась, и провела осмотр вашей супруги.
Она смотрит на меня с каким-то странным выражением лица, и я не понимаю, что не так.
— Опишите внешность.
Она задумывается, а затем тихо произносит:
— У меня плохая память на лица, да и смотрела я больше на пациентку. У нас в центре установлены камеры, и, если вы действительно из полиции, запросите запись завтра у управляющей, вам ее предоставят.
Я киваю, так как не сомневаюсь, что смогу выбить из Майлгиса нужное разрешение. Да и увидеть этого типа своими глазами не помешает.
— Ладно. Последний вопрос. Что за обследование вы проводили моей жене?
Это интересует больше всего остального, но я снова ловлю странный взгляд, и почему-то бешусь от него.
— Я не имею права…
— Я тоже не имею права оставлять без внимания ваше нарушение инструкций и прием пациентов в нерабочие часы, минуя кассу. Но сделаю это, если вы сделаете то же для меня.
Энкинс чуть бледнеет, но не отпускает взгляда, и вместо ответа протягивает мне распечатанную бумажку.
Я пытаюсь вчитаться, но ни хрена не понимаю, и раздраженно сморю на врача.
— Ваша жена — девственница, мистер Эрон, — железным тоном сообщает Энкинс, выпрямляя спину, — собственно, именно это я и должна была установить по просьбе ее спутника.
Меня шатает, когда я с громким хлопком выхожу из кабинета, и смотрю на сжавшуюся на скамейке перепуганную Элли.
Что за нахрен творится у меня под носом?!.
Глава 25
Элли
Когда Кристофер заходит в кабинет, и за ним захлопывается дверь, я медленно сползаю по обратной ее стороне.
Так мерзко я себя не чувствовала еще никогда.
Даже когда подписывала договор на продажу своей невинности, что должна состояться спустя год обучения.
Тогда я уже ощущала, как предаю себя и свое тело, но не видела другого выхода. Отец проиграл какому-то очень мафиозному типу в карты, и предложил подстелить меня в качестве «выигрыша».
Я помню, как меня за локти выволокли из-за шкафа — и бросили прямо к ногам мерзавца.
Хотя сейчас я плохо понимаю, кто из них был большим мерзавцем — этот тип с толстыми вялыми пальцами, или собственный отец.
Наверно, то, что произошло дальше, можно назвать везением. Когда я, заикаясь, просила меня не трогать, тот лишь усмехнулся, и спросил о моей невинности.
Я молчала. Кред, как называл того типа отец, повторил вопрос, и влепил пару пощечин, «для сговорчивости».
Дрожа от страха и боли, я лишь кивнула, и Кред довольно закивал в ответ. А затем сказал, что он всегда хотел попробовать, какого это, в первый раз с девушкой. Возбуждает его такое. Но только на добровольной основе.
Именно тогда, как в тумане, на столе появился договор. Отец уже захрапел на диване, когда Кред начал спокойно убеждать меня, что другого выбора нет. Или я делаю все добровольно, и получаю билет в новую жизнь — или он все равно берет то, что ему «причитается» силой, а я остаюсь тут до конца своих дней.
Он даже любезно подсказал мне про школу, после которой меня возьмут на любую хорошую работу после того, как все будет кончено.