Как мы умудряемся сами себе так врать, а? Давай!
Интонация — Выше неба
Пытаюсь приподнять голову с подушки, но тут же с громким стоном роняю её обратно. Ощущение такое, что кто-то безжалостный и очень настойчивый вбивает мне гвозди в виски. Ненавижу! Ненавижу шампанское! Знала же, что даже после одного бокала «шипучки» у меня будет зверски болеть голова, но… сколько я вчера выпила? И где я вообще?
— С добрым утром, пьянь, — знакомый голос заставляет почти подпрыгнуть. — Вернее, с не очень добрым.
— Никита? — резко сажусь на кровати, тут же жалея о том, что, в принципе когда-то родилась на белый свет. — Господи, что ж так хреново-то? — выстанываю я, обхватывая ладонями многострадальную головушку, одновременно замечая Ника. Он вальяжно развалился в компьютерном кресле, развернув его спинкой к письменному столу. Выглядит свежо, словно и не было накануне никакой вечеринки. Вот только на верхней губе замечаю припухлость и небольшое пятно тёмно-бордового цвета.
— Полусладкое шампанское и растрёпанные чувства — спонсоры вчерашнего веселья и утреннего похмелья, — подкалывает Ник. Он скользит по мне насмешливым взглядом, задерживаясь на груди.
Опускаю глаза вниз… твою ж мать! Одеяло сползло, и я сижу на кровати по пояс голая. Вновь смотрю на Ника, попутно судорожно прикрываясь. Он с нескрываемым интересом наблюдает за мной, покусывая губы. Перевожу взгляд на письменный стол, постепенно вспоминая, чем мы с Никитой занимались на нём несколько часов назад. Дыхание перехватывает, чувство стыда накрывает удушливой волной, окрашивая щёки в красный цвет. Заглядываю под одеяло, с облегчением убеждаясь, что я спала не полностью голой. Наличие трусов на моей заднице, снискавшей вчера приключений, оставляет надежду…
— Успокойся, — Ник поднимается с кресла. Он больше не выглядит ни весёлым, ни довольным. В его голосе отчётливо улавливаю нотки раздражения, смешанные с сожалением. — Ничего у нас ночью не было.
Никита идёт к выходу из комнаты, но останавливается возле кровати. Кивает в сторону тумбочки:
— Выпей.
Замечаю на ней стакан с водой. Благодарно киваю ему, сразу делая большой глоток. У жидкости оказывается приятный, но кислый привкус. Поднимаю на него недоуменный взгляд:
— Что это?
— Аспирин, — усмехаясь, отвечает он.
— Спасибо, — делая ещё один глоток, говорю я.
Ник, словно передумав уходить, продолжает стоять посреди комнаты, засунув руки в карманы серых спортивных штанов и задумчиво разглядывая меня. Под его взглядом становится не по себе. Это ночью после нескольких бокалов шампанского я была безрассудной и смелой. Позволила себе отпустить свои желания на волю. Теперь же я сижу перед Никитой почти голая, а в памяти то и дело всплывают картинки того, как исступленно мы целовались, как я теряла разум в его руках… от вчерашней уверенности не остаётся и следа. И я боюсь не того, что Ник сейчас начнёт приставать ко мне. Я боюсь своей реакции на него. Всё стало намного хуже, потому что теперь я не просто представляю, а точно знаю, как запредельно хорошо может быть в его объятиях.
Пауза явно затягивается. Сглотнув, спрашиваю:
— Куда ты вчера проп… кхм, — делаю вид, что закашлялась. Нет, ну надо быть такой дурой, чтобы самой напоминать о произошедшем между нами! Быстро выговариваю: — Я хотела узнать, что с твоим лицом? — на самом деле мне интересно, куда он пропал, уйдя за презервативами. Потому что мои воспоминания обрываются на моменте, как я сняла чулки, вернулась в постель, и, видимо, уснула.
Ник дотрагивается до разбитой, насколько я смогла разглядеть, губы. Замечаю, что и костяшки пальцев на правой руке у него сбиты. Произносит как-то рассеянно:
— Ерунда. Пришлось вчера одного перепившего мудака привести в чувство, — он делает вид, что не слышал моего первого вопроса.
Я допиваю лекарство, оглядываю комнату, стараясь не встречаться взглядом с Ником. Спрашиваю:
— Где мои вещи? И номер такси подскажешь? — сумку с телефоном, кстати, тоже не помню, где оставила. Идиотка, как есть идиотка.
— Полина, — вздохнув, произносит Ник, — чего ты так дёргаешься?
— Непривычно, знаешь ли, просыпаться с похмельем в чужой постели, — отвечаю честно, комкая в пальцах края одеяла.
— Ну, всё бывает в первый раз, — со смешком в голосе говорит Ник. Указывает рукой в сторону двери: — Напротив комнаты ванная. На полке возле мойки найдёшь чистое полотенце, зубную щётку и свои вещи. Приводи себя в порядок и спускайся вниз. До дома я тебя подкину, мне всё равно к себе надо, — поясняет Никита, не давая мне возможности возразить. — Я буду внизу, — добавляет он и выходит из комнаты.
Закутываюсь в одеяло, осторожно выглядываю в коридор. В доме на удивление тихо. Прошмыгнув в ванную, запираю за собой дверь. Надеюсь, горячий душ поможет прийти в себя и собраться с мыслями. Но один урок я точно усвою до конца жизни: больше никогда не буду так напиваться.
*****
Нахожу Никиту на кухне. Приняв душ, высушив волосы и надев свои вещи, чувствую себя увереннее. Хотя нет, я пытаюсь выглядеть уверенной в себе, а внутри меня хаос. Хоть он и попробовал меня успокоить, мне это не особо помогло. Я не знаю, как вести себя с ним. Сделать вид, что между нами ничего не было? Мы не переспали, но только потому, что он задержался и я успела отрубиться. Мне одновременно и неловко, и стыдно, а ещё где-то в глубине души я жалею, что мы не дошли до конца. Второго шанса я себе не дам.
Ник стоит спиной к дверному проёму у плиты, потому не сразу замечает меня. Но когда оборачивается, я не могу сдержать улыбку. На нём надет фартук, на котором изображены упитанные амурчики в поварских колпаках, а вместо луков со стрелами они держат подносы с разными блюдами. В этом фартуке Ник выглядит одновременно забавным и по-домашнему милым. Он улыбается мне в ответ: по-мальчишески задорно и искренне, именно той улыбкой, от которой моё сердце каждый раз сначала замирает, а потом начинает биться чуть быстрее.
— Это мамин, — Никита дёргает за край фартука. — Я ей подарил.
— Смешной, — говорю я, продолжая улыбаться.