И я усаживаюсь в это чёртово такси, искренне полагая, что спустя минут двадцать окажусь в хорошо знакомой квартире Димы и Марины. Последняя как раз звонит мне, как только машина отъезжает от дома. Мы не успеваем договорить с подругой, как мобильник издаёт характерный писк, вырубаясь. Вот же! Совсем забыла о том, чтобы подзарядить телефон. Бросив взгляд в окно, понимаю, что мы едем в противоположную от нужной сторону.
— Извините, — обращаюсь к таксисту, — куда вы меня везёте? — а внутри прошибает от острого чувства страха. И пожилой мужчина со смешно топорщащимися усами в этот момент кажется мне личностью с явно-выраженными маниакальными наклонностями.
— Так, это, по адресу, — насторожённо покосившись на меня, отвечает он.
Таксист тут же называет адрес, и я понимаю с облегчением, что он не маньяк, и с мгновенно вспыхивающим раздражением, что Дима ждёт меня на даче. И телефон, как назло, сел! Так бы позвонила и высказала ему всё, что я в этот момент думаю о его выходке. Первая мысль, плюнуть на всё и вернуться домой. Но сдерживаюсь, нужно поставить точку. Сегодня!
И вот я стою перед Димой, ругая его, не сдерживая раздражения. Он лишь улыбается виновато в ответ, обнимает меня за плечи, просит:
— Поль, ну не шуми. Просто захотелось сделать сюрприз.
Раздражение уходит, сменяемое чувством вины. А уж когда я вижу, как именно Дима подготовился…
В гостиной накрыт небольшой столик, стоящий возле дивана: фрукты, сладости, шампанское. Даже свечка в подсвечник воткнута. Блять! Дотянула. Дура, как есть дура!
— Дим, надо поговорить, — начинаю я.
— Ага, — кивает он, хватая бутылку шампанского. — Успеется ещё, — улыбается мне, начиная возиться с пробкой. — Сначала поздравления. Всё-таки «день рождения только раз в году», — начинает напевать он.
У меня с каждым новым Димкиным словом настроение всё паршивее. Руки дрожат от напряжения, и я прячу ладони в задние карманы джинсов. Обращаюсь к нему ещё раз, стараясь, чтобы голос звучал как можно решительнее:
— Дим…
Хлопок. Пробка вылетает из бутылки с характерным звуком, и в ту же секунду меня окатывает струёй шампанского. Я только и успеваю, что отшатнуться назад, запинаясь в итоге о боковину дивана и падая на него спиной.
— О, чёрт! — слышу громкий возглас Димы. Он закрывает горлышко бутылки ладонью, лихорадочно оглядываясь по сторонам, пытаясь сообразить, что делать. Убегает на кухню, через секунду слышу, как бутылка опускается в раковину.
Поднимаюсь с дивана, оглядывая себя: топ спереди мокрый почти насквозь, джинсы тоже изрядно уделаны брызгами шампанского. Дима появляется в гостиной с полотенцем в руках. Тянет ко мне руки, пытаясь вытереть капли, попавшие на лицо, виновато приговаривая:
— Прости, Поль, рукожопа.
— Да не трогай ты меня! — выкрикиваю раздражённо, отбирая у него полотенце. Но почти сразу бросаю его на диван — топ сушить надо, желательно предварительно постирав.
— Так, давай, успокоимся немного, — подняв руки вверх в примирительном жесте, размеренно произносит Дима. — Я поищу, во что тебе можно переодеться, потом поговорим. Окей?
— Хорошо, — соглашаюсь я.
Дима уходит на второй этаж. Вытираю полотенцем столик и пол вокруг него. Успеваю прополоскать его в раковине и развесить сушиться. Подумав, достаю из кладовки гладильную доску и утюг. Попробую посушить с его помощью топ.
— Поль, — зовёт меня Дима. Возвращаюсь в гостиную, он суёт мне в руки белый комок.
— Вот, держи. Маринкиных вещей не нашёл, так что походишь пока в моей футболке. Переодевайся, я сейчас.
Димка уходит на улицу. Быстро меняю мокрый топ на футболку. Она довольно длинная, почти до середины бедёр. Подумав, стягиваю джинсы. Собрав вещи, иду к гладильной доске. Высушу их, насколько смогу, поговорю с Димой и уеду. Хватит с меня этого цирка.
— Полина.
Вздрагиваю, услышав знакомый голос. Выхожу в гостиную, произношу удивлённо:
— Никита? — я так рада ему. Я хотела сама поговорить с Димой, но сейчас я так рада, что Ник приехал. Но… — Ты как узнал, что я здесь?
Никита молчит. Он смотрит сначала на меня, потом медленно обводит взглядом комнату, задерживаясь на накрытом столике, диване со смятым после моего на него падения пледом. Я слежу за ним, и до меня медленно доходит, как всё это может выглядеть со стороны. Ник переводит на меня взгляд, в котором с ужасом замечаю какую-то дикую смесь злости, отчаяния и презрения. Выговариваю поражённо:
— Никит, ты же не думаешь, что… — не успеваю договорить.
— Дрянь, — выговаривает он. — Какая же ты дрянь! — уже громче, дрожащим от злобы голосом.
— Никит! Да как ты мог подумать… — у меня язык не поворачивается произнести это вслух.