Врач слушал молча и только поглаживал меня по плечу. Потом долго сидел опустив голову, покачивая ею время от времени отвечая на какие-то свои мысли. Я чувствовала себя абсолютно опустошенной. Что в голове, что в груди было пусто и как-то холодно. Плакать я давно перестала и теперь только судорожно всхлипывала и шмыгала носом. Наконец доктор поднял голову и внимательно посмотрел мне в глаза:
— Знаешь, маленькая, то что я тебе сейчас скажу, наверное не говорят детям твоего возраста, но, похоже, ты сможешь меня понять. Так вот: у тебя было физическое ограничение возможностей. Теперь его нет. Это значит, что теперь ты сможешь сделать свою жизнь такой, какой пожелаешь! Я не говорю, что это будет легко. Наоборот — тебе придется очень много потрудиться. Но главное: ты получила такую возможность!
Я слушала его затаив дыхание: "… сделать свою жизнь"? Что он имеет в виду? Нет, в сказках у бедных девушек часто менялась жизнь к лучшему! Но им всегда помогали… Или прекрасный принц спасал красавицу от злодея и расколдовывал ее от страшных чар, или фея — крестная вмешивалась в жизнь девочки и в нее влюблялся принц… Но я-то ведь не заколдованная красавица! Меня не расколдуешь! И ни в одной книжке не говорилось, что бы маленькая девочка сама меняла свою жизнь! Все свои мысли и сомнения я тут же выложила доброму доктору.
Он засмеялся и покивал головой:
— Да-а! Действительно! Опыт сказочных героев тут тебе вряд ли поможет. Завтра принесу тебе одну книгу… Она, правда, тоже на возраст постарше рассчитана, но ты девочка умненькая, думаю осилишь. — Он оказался прав: я осилила. Книга называлась "Повесть о настоящем человеке" и в ней рассказывалась реальная(!) история человека, который очень хотел летать. И который смог полететь вопреки всему! В катастрофе он потерял обе ноги, но тренировками добился того, что никто не верил, что у него протезы!
Сказать, что книга меня поразила — не сказать ничего! Я буквально ею бредила! У меня все части тела были в наличии и я твердо решила, что тренировками сделаю себе не только здоровое, но и красивое тело!
Глава 3. Терпенье и труд…
Своими грандиозными планами поделилась только с Валерием Витальевичем (так звали молодого хирурга, моего спасителя). Родным ни гу-гу: боялась — не позволят заниматься. Он к моему энтузиазму отнесся одобрительно, но предостерег от торопливости.
На следующий день у моей постели появился незнакомый мужчина в накинутом на плечи, белом халате.
— Здравствуй Аленушка! Я Михал Михалыч, тренер. Меня к тебе Валера прислал, Валерий Витальевич, то есть. Я в госпитале с ребятами лечебной физкультурой занимаюсь, если хочешь, то и тебе покажу как правильно начать тренироваться, чтобы беды не наделать. — Надо ли говорить, что я с радостью согласилась?
Не стану утомлять описанием деталей, скажу только, что тренироваться я начала до того, как мне разрешили вставать с постели. Потом была лечебная гимнастика в спортзале больницы, потом я стала ходить в зал госпиталя и заниматься там, вместе с ребятами восстанавливающимися после ранений в "горячих точках".
В это время я познакомилась со многими "афганцами". Нагрузки постепенно росли, а мои жиры таяли будто снег под весенним солнцем, уступая место плотным и сильным мышцам. Сказывался, вероятно, еще и изменившийся метаболизм.
Мои родные, справедливо рассудив, что в этом году мне возвращаться к учебе уже не стоит, взяли мне на два срока путевку в санаторий в Крыму, недалеко от Евпатории. Там лечебной физкультурой заведовала бывшая чемпионка Украины по художественной гимнастике и под ее руководством я начала тренироваться как гимнастка. Мое тело наверстывало упущенное и жадно требовало все новых и новых нагрузок. Кроме гимнастики я плавала в бассейне и, по собственной инициативе, бегала по полосе прибоя по нескольку километров в день.
К окончанию срока путевок ко мне приехала моя мама и провела со мной у моря весь отпуск. Потом маму сменила одна из бабушек, потом другая. Так передавая меня из рук в руки мои родственники позволили мне оставаться у моря почти до конца лета. А первого сентября я пошла совсем в другую школу, со спортивным уклоном. Там меня ждала совсем другая, не похожая на прежнюю, жизнь.
… Я стояла в пустом спортивном зале у огромного, во всю стену, зеркала, положив руки на станок для занятий хореографией и внимательно изучала свое отражение. До сих пор не могу привыкнуть, что это не сон, не извращенная игра сознания, что там, в зеркале, действительно я! Что отражение не исчезнет как мираж, оставив после себя только боль разочарования. Что можно не бояться полуночи, когда исчезают волшебные чары. Я сделала это! Я это сделала!
Из глубин зазеркалья на меня пытливо и требовательно смотрела стройная девочка с шоколадным, "южным" загаром, длинными, слегка вьющимися волосами "платиновой" блондинки, необычно темными для светловолосых людей бровями и большими зеленовато-синими глазами. Тонкий нос, по-детски пухлые губы… Ничего удивительного, что в кругу ровесников я теперь считалась красоткой!
Не могу сказать, что меня это оставляло равнодушной! Скромно возражая на похвалы я называла себя хорошенькой, но в душе кто-то пел не переставая: "Красотка! Красотка! Я — красотка!" Знакомые при встрече не узнавали меня и ответив на приветствие, провожали недоуменными взглядами.
Жир, уходя с лица, открыл высокие скулы. Глаза из заплывших щелочек превратились в нормальные, человеческие, довольно большие и с неплохим разрезом. Стали видны густые и длинные ресницы. Губы потеряли мерзкую, болезненную синюшность и налились спелыми черешнями. Волосы выгорели на южном солнце добела и приобрели здоровый блеск. Мне бы очень хотелось, что бы цвет таким и остался. Прежний, неопределенно-серый, который бабули тактично называли "пепельным" — мне совсем не нравился. Впрочем, моя внешность преподнесла мне столько приятных сюрпризов, что я с оптимизмом смотрела в будущее: цвет волос — это такая мелочь! Тем более — легко устранимая подручными средствами. Ведь даже прежде, для утренника, мои бабули смогли сделать мои волосы красивыми. А какой глубокий румянец, заметный даже под загаром, подарило мне мое здоровое и сильное сердце!
Как только пришла мысль о сердце, то сразу вспомнила, что обещала зайти к Валерию — доктору, сделавшему для меня так много. При моем первом, после возвращения "с югов", посещении больницы, Валерий буквально впал в ступор: он долго таращил на меня глаза, тряс головой, а потом громко расхохотался! Если к шоку я была готова и он мне изрядно польстил, то смех вызвал сильное недоумение.
— Помнишь, малышка, ты просвещала меня по-поводу сказок? Я тогда еще сказал, что сказки тут не помогут? — Спросил он отсмеявшись. Я неопределенно пожала плечами: все что произошло в тот памятный вечер я буду помнить по гроб жизни, но при чем тут смех?
— Теперь я абсолютно уверен, что без феи здесь точно не обошлось! — Заявил он серьезным тоном и только веселые чертики в глазах говорили, что он шутит. — Как бы то ни было — я страшно рад, что у тебя все получилось! — И он серьезно, как взрослой, пожал мне руку.
Не смотря на сильную занятость по работе, Валерий настоял на том, что бы я к нему заходила не только если будут какие-то проблемы, но и просто, по-дружески: поболтать и обсудить волнующие меня вопросы. Обходиться без отчества он попросил на наших первых "посиделках", так как ему, по его же словам "претил "официоз" в нерабочей обстановке". Сначала мне было немного не удобно, но я быстро освоилась.
Глава 4. Будни новой жизни
Учебный год начался трудно. Раньше у меня и радостей всех было, как по быстрому сделав уроки, забиться куда нибудь с книжкой. Гулять я не любила. Почему? Да потому что одну меня никогда никуда не отпускали. А гулять в компании одной из бабушек с сумкой забитой лекарствами на все случаи жизни. Удовольствие еще то!
На даче мои дедули отгрохали целый сказочный домик, с резными наличниками и перильцами, где я могла возиться со своими игрушками. Построили карусельку и подвесили качели. Поиграть со мной приглашали тихую дочку молочницы.
Правда, после того как я случайно подслушала разговор молочницы с нашей соседкой, в котором она называла меня " забаловатой, зажратой королевишной", я попросила родных никого больше не приглашать. Они долго допытывались о том, что произошло, но я молчала как партизан. Я бы со стыда сгорела рассказывая, что: "…слухайти Вы больша! Серца у ней бальноя! Ремнем ба погоняли, так куды уся болезня и делася! А то ишь, все ей само лутшо токма, что в зад не сують!" Тогда, помнится, меня поразили не столько слова молочницы, сколько злоба пышущая от каждой фразы! За что она так меня ненавидела? Впрочем, дела прошлые! Чего это я о всякой гадости вспоминать взялась?
Теперь у меня другие проблемы появились и главная из них: как растянуть сутки, чтобы их хватило на все мои затеи? Занятия в школе — это раз, домашнее задание — это два, художественная гимнастика — это три, занятия языками с прабушкой — это четыре, погулять с подругами — это пять.
Самое необременительное из перечисленного — это занятия языками. Моя прабушка, продукт буржуазного воспитания, французский язык знала чуть ли не лучше русского, да еще и "шпрехала" так, что во время войны смогла работать переводчицей в немецкой комендатуре! Не долго, правда. Ровно до того момента как ее (комендатуру), не взорвали партизаны, с бабулиной — же помощью… Вот такая у нас "патриархиня" — "бойцовая"!
Немецкий мне не нравился и я учила его пятое через десятое, а вот французский — покорил! Его произношение я совершенно добровольно доводила до абсолюта. На тот момент, знала я его уже весьма прилично и занятия у нас проходили в виде занимательных бесед за каким-нибудь рукоделием.
Еще и почитать хотелось, и с Валерием повидаться и еще одно… Тайна моя великая, на которую уходило масса сил и времени, да еще и скрывать ее приходилось очень — приочень. Узнай мои родные, я не сомневалась, что запретили бы — наотрез…