— Ну, как переночевала?! — первым делом радостно поинтересовалась мама, как только ответила на звонок, я и слова вставить не успела.
Ощущение было такое, словно она над телефоном сидела и ждала моего звонка. Ответ через полтора гудка был тому подтверждением.
— Нормально. — пробурчала я, пытаясь вспомнить, сообразить суть своей претензии к маме.
То, что она у меня была я помнила, а вот суть как-то растерялась, была сбита маминой радостью.
— Чем занимаешься? — спросила мама и я сразу насторожилась, — Я вот к Кузнецовым собираюсь, Василий обещал рыбу закоптить, может вместе поедем? Одной как-то неловко, а то отец с утра в отдел поехал разбираться с тем бандитом.
Меня затерзали смутные сомнения, как всем известного Ивана Васильевича Буншу. Но упоминание о кобеле Василии отбило напрочь всякое желание разбираться с родительницей.
— Ой да нет. Я же работаю. Такой сложный перевод и сроки. Сроки горят. Какая рыба?! Я позвонила на секундочку. Вот только и сказать, что у меня всё хорошо, ты не переживай и папе привет! — быстро нажала отбой и отбросила телефон подальше как чумной.
Перед глазами ещё этот Вася встал, исследующий глубину своих ноздрей. Фу!
Надо было как-то развеять эту садистскую выходку моего воображения, и включив ноутбук, я продефилировала на кухню. Кашу то съела и даже не поперхнулась, а вот кофе себе не сварила.
А у плиты пританцовывая крутился Петенька. Смешивал деревянной лопаткой в сковороде остатки из маминых контейнеров, натянув на себя её фартук с павлином.
Ну и павлин!
— Кофе? — спросила у него, встав рядом.
— Не откажусь. — Пётр довольно улыбнулся и подмигнул мне.
Я взяла турку и достала ту самую красивую банку с полки. Наконец-то я была близка к исполнению хоть какой-то мести. Даже слюну сглотнула от предвкушения и удовольствия, но меня огорошили.
— А растворимого нет? Этот мне как-то не понравился. — заявил Петенка, руша своей кислой миной всё моё настроение.
— Нет. — врала внаглую хлопая глазами и откручивая крышку у банки.
— Ну ты вари себе тогда, а я чай попью. — отказался он, помешивая непонятный винегрет на сковороде.
И что делать?!
Пить этот кофе я точно не смогла бы, поэтому закрутила крышку и вернула банку на место.
— Я тогда тоже чай. За компанию. — закивала, лыбясь как дурочка.
А вот Петенька посмотрел на меня с прищуром, словно в чём-то подозревал.
— Что? — спросила его с вызовом, ставя чайник.
— А чего это ты кофе не пьёшь? — голос у него звучал с ещё большим подозрением чем он на меня смотрел.
— Не хочу дразнить тебя. Что это я кофе, а ты чай? Нехорошо это. — миленько улыбнулась, но Пётр не поверил моей улыбке.
Хмыкнув, выключил плиту и стал перекладывать свою бурду в тарелку.
— Ты же ко мне несколько дней назад не извиняться пришла? Мстить. Что у тебя там в кофе намешано? Слабительное? То-то у меня живот вчера крутило… — посмотрел на меня уже с укором и как-то с сомнением на еду в тарелке.
— Да что за детский сад? Слабительное. Жрать меньше всякой дряни надо! — оскорбившись фыркнула я, — Это нормальный кофе! Вот! Пожалуйста! Сама выпью, если хочешь! — снова потянулась за банкой, не зная, как ещё выкрутиться, но надеялась, что Петенька откажется и даже, возможно, принесёт извинения за свои дурные подозрения.
— Хочу, пей. Я ещё вспомнил, ты вчера из другой банки кофе в турку насыпала, на двоих же варила, а с этим что-то не так. — довольно заметил он.
Какой же ты хорёк проницательный!
— Вот и выпью. — буркнула я, засыпая в турку сраный кофе, под неприятный спазм в животе.