— А о нас ты подумал? Я-то ладно: мне только шею свернут, а Аленку…
— Вам необязательно высовываться! Я потихонечку!
— Тебя заставят сказать, где мы!
— Пусть попробуют!
— Да что ты о себе возомнил?!
Резко дернув Максима, Аверя упал вместе с ним. Максим рванулся; Аверя, напрягая мышцы, попытался притиснуть его к полу, одновременно ладонью зажав ему рот. В остервенении Максим впился зубами в эту руку, словно хотел прокусить ее до кости; отвратительный, выворачивающий наизнанку вкус едва не заставил его потерять сознание. На глазах Авери выступили слезы, и он чуть не до крови прикусил язык, чтобы самому не вскрикнуть. На помощь брату поспешила Аленка: она подползла и навалилась с другой стороны на вырывающегося Максима, стараясь обездвижить его хотя бы своим весом. Задыхаясь и всхлипывая, трое детей катались по земле, пока силы не оставили их вместе со способностью чувствовать что бы то ни было. Снаружи еще два раза донеслись пронзительные крики людей, до последнего надеявшихся на помощь того, кого они сейчас защищали, и так ее и не дождавшихся. После этого все затихло.
Глава 19.
Неучтенное обстоятельство
— Разбиться по пять душ! Перерыть все! Приметите их — знак подавайте, не мешкая!
Четкую команду, вопреки войсковому обычаю, сотник произнес негромким голосом, не желая быть обнаруженным раньше времени; распоряжение было передано от передних к задним рядам, как при эстафете, и шелест пролетел по стройным шеренгам солдат. Тотчас же, во исполнение слов начальника, они были сломаны, и служилые рассеялись небольшими группами по окрестностям.
— Дырявый невод закинули разбойнику для потехи! — раздраженно произнес Василий, подразумевая относительную малочисленность задействованных в операции военных. Немногие оставшиеся с ним люди поняли, что царевич имел в виду, и кто-то возразил:
— Налим сроку нам не выделил, чтобы из иных градов и весей стянуть подкрепления, ибо он не нашу — свою выгоду блюдет! Гонцы-то с грамотами к воеводам, знамо, на конях ездят, а конь — не птаха, ему царство не облететь зараз!
— А столицу тоже не кинуть без должного охранения; Никита Гаврилыч никого подле себя не удержал сверх потребного числа, — добавил Стешин, который также находился рядом.
— Да пусть ее хоть по бревнам раздуванят, — буркнул Василий — просто чтобы унять волнение, чего не мог сделать, до ломоты сдавливая узду в пальцах. Казалось, тревога хозяина передалась и жеребцу, начинавшему вздрагивать и рыть землю копытом. Дождь, накрапывавший уже с полчаса, усилился и стал неприятен; спутники царевича плотно завернулись в наброшенные на плечи плащи и поглубже надвинули шапки. Однако сам Василий даже не застегнул кафтан, распахнутый ранее, когда духота еще держалась; уперев каблуки в стремена и почти выпрямившись, он нетерпеливо смотрел вперед, ожидая сигнала, что мероприятие завершилось успехом. Его все не было; рубаха царевича посерела и прилипла к груди, измокнув от пота и дождя, поскольку ветер, дувший прямо в лицо, не менялся. Стешину, внимательно наблюдавшему за Василием, почудилось, что царевич раскаивается в излишнем доверии Телепневу, который отговорил его отправляться одному на встречу с Федькой, и теперь не полагается даже на солдат, опасаясь, будто те откажут ему в повиновении и исчезнут, прихватив с собою Максима. Похоже, подобная мысль и впрямь овладела умом царевича, так же, как неизбежная усталость — его телом: в какой-то момент мышцы Василия обмякли, он склонился к лошадиному хребту, и мерещилось, что из его горла уже готов вырваться стон, словно от физической боли. Однако вместо этого раздалось:
— Условия рушишь, порченая кишка?
Тотчас в темя царевича ударился камушек, брошенный несильно, но метко. Василий, вздрогнув, как от укуса шершня, повернул голову в сторону этого веселого и наглого голоса, которого прежде никогда не слыхал. В метрах ста от себя он увидел плотно сложенного человека, губы которого расплылись в улыбке, точно у шахматиста, держащего в руках все нити игры, просчитанные на пятьдесят ходов вперед, и уже предвкушающего победу. Царевич мгновенно узнал Налима, потому что прежде видел его в тюремной камере, куда заглянул, движимый любопытством. Василий замер, как зачарованный глядя на Федьку, который продолжил, не спадая с тона:
— Не чаял, что муха сама на хлопушку сядет? Столько холуев сюда натащил — в десять кабаков не упихаешь! Захотелось со мной поговорить, прежде сапог на мою выю поставив, замаранный наземом? Впрочем — знобко тут, — атаман повел плечами — то ли притворяясь, то ли впрямь от непогодья. — В ином месте довершим рядную…
Люди, окружавшие царевича, также не шевелились: готовые броситься на Налима, они сдерживали себя и не решались оставить Василия в одиночестве из опасения, что неведомый расчет Федьки строился именно на этом. Атаман отступил немного назад, к приготовленной для скачки лошади, и запрыгнул на нее одним движением, так, что животное непроизвольно подалось в сторону. Василий не приметил масти: он вообще ничего не видел, кроме маленькой фигурки на конском крупе, не закрывавшей и вполовину широкой спины разбойника; на ее голову и плечи была, как и у Налима, наброшена мешковина для защиты от дождя.
— Все сюда! — что есть мочи крикнул Василий. Сотник обернулся:
— Обожди, царевич! Федька на то и надеется, чтобы выгадать время: пока наши люди стекутся, он уж далече будет.
— И, верно, сейчас ворует не в одиночку: до него наперед довели, что ты остался здесь.
— Ах, черт! — Хлестнув до крови коня, Василий устремился вслед атаману; свита еле поспевала за ним. Так же, бывало, царевич несся по улицам стольного города, на страх и проклятия зазевавшимся прохожим; теперь бояться и сквернословить приходилось ему самому. С обеих сторон раздавались крики всполошенных шумом поисковых групп, от которых было мало проку: уже распределившись на значительной площади, они были лишены возможности скоординировать свои действия и, соответственно, перехватить Федьку, и могли только присоединиться к погоне. Ее по-прежнему возглавлял Василий; однажды он даже поверг кулаком на землю выскочившего вперед солдата, будто князь на звериной травле — не в меру ретивого челядинца, причем сделал это почти машинально; тотчас же встречный порыв воздуха сбил с царевича шапку — Василий не заметил и того. Лошадь с двумя седоками мелькала впереди, то исчезая, то появляясь вновь, точно судьба поддразнивала царевича; несколько раз он делал распальцовку, но мысли настолько путались, что ни одну из них он не сумел облечь в форму четко озвученного желания, могущего быть немедленно исполненным. Лишь одна картина многолетней давности, казалось бы, безвозвратно позабытая, отчетливо вставала теперь перед его глазами: утро какой-то не задавшейся охоты, оскаленные морды борзых и мелькающие в сырой траве пятки убегавшего ребенка. Царевич не знал его имени и помнил только, что тому мальчику тогда уйти не удалось. Этот тоже не уйдет, думалось Василию.
Наконец погоня вырвалась на открытое пространство — широкую поляну, на которой лишь кое-где виднелись островки приземистых деревьев. Впереди она упиралась в буроватую скалу — останец горного массива, некогда простиравшегося здесь и начавшего разрушаться многие миллионы лет назад. С тех пор выветривание придало ей причудливую форму наподобие уродливой песьей головы, и ее название — Собачья скала — постепенно распространилось на всю близлежащую местность. Федьки нигде не было; Василий, приподнявшись в седле, напрасно заставлял коня крутиться волчком, пока откуда-то издали не донеслось:
— Косо наметился, царевич! Зенки никак не пристреляны!
Сощурившись, Василий не без труда разглядел на фоне скалы, почти на равном расстоянии от ее подошвы и до вершины, двух человек. Более рослый крикнул, и его голос во влажном воздухе прозвучал отчетливо:
— Поправить все, царевич, в твоей воле!.. Хочешь мальчишку сторговать — поди сюда, по чести, кинув оружие и свиту, где стоишь! При мне тож ни пистоля, ни ножичка, — Федька, явно рисуясь, широко распахнул платье. — Все едино тебе и тем, кто с тобою до меня наведались, мои люди мочны хоть сей миг домовину выделить: вы у них на прицеле. (На холмах, окружавших равнину, действительно замечалось оживление: Федькины сообщники, решившиеся вместе с атаманом участвовать в этом рискованном предприятии, перебегали от куста к кусту, чтобы невольно думалось, будто их гораздо больше, чем в действительности.) А нет — уйду вместе с парнем! Он ведь нужен тебе, вознаградить его хочешь! Ха-ха-ха!
Атаман махнул рукой — туда, где тропинка, на которой он сейчас стоял, уходила за гребень скалы, на плоскогорье. Там он был бы вне досягаемости, поскольку значительно опередил преследователей. Некоторые из солдат вскинули ружья, однако тотчас опустили их: пули могли достигнуть Федьки разве что на излете, а темная одежда делала его практически невидимым. Выставив мизинец и указательный палец на правой руке, Василий обернулся к сопровождающим и раздраженно произнес:
— Помогите мне смахнуть его оттуда!
— Как? Развилок нет, он все продумал!
Издав ругательство, Василий вздыбил коня, которого один из приближенных немедленно схватил за узду, догадываясь, что последует за этим: