— Корабль наш потонет, ежели напоремся на них?
— Не должен. Трюм зальет только, и товар твой пропадет.
— Вот оно как? Ну, теперь я, кажется, смекнул, в чем тут дело. Вели-ка трюм отпереть.
Вместе с одним из матросов и ребятами, которые увязались следом по зову любопытства, Пантелей спустился туда, где находился товар, причем партии разных купцов были разделены для удобства отчетности. Подойдя к мешку, который принадлежал одному из его спутников, Пантелей развязал его, захватил щепотку пряностей, понюхал и попробовал на язык, после чего на физиономии купца появилось брезгливое выражение. То же самое он проделал с мешком другого своего товарища, покачал головой и, наклонившись к матросу, прошептал ему что-то. Матрос исчез за дверью; спустя некоторое время послышался шум, и в трюм втолкнули двух других купцов. За ними вошел капитан и трое его подчиненных.
— Прав ты был, Пантелей: нету при них ни единого талана! — заявил капитан.
— Артачились еще, когда мы руки попросили дать на проверку. Пришлось пригрозить, что рожу начистим! — добавил матрос, отмыкавший трюм.
— По какому праву чините над нами такое? — возмущенно произнес один из купцов.
— Мышь коту когтями грозилась, а вор о праве бает! — парировал Пантелей. — Ну-ка, родные, поведайте: где и на что силу кладов извели?
— На берегу то было, а на что — не тебе выспрашивать! — огрызнулся другой купец.
— Считаешь меня молокососом или юродивым, чтобы я такому поверил? Ни один торговый человек не расходует таланы до конца пути вчистую: это все равно, что бумагу с завязанными глазами подписать. Не хотите о прошлом вашем поведать, так я о будущем скажу: за попытку загубить царев корабль вас высекут кнутом, а далее, если живы останетесь, сошлют в отдаленные города убирать дерьмо, которое вы везете заместо пряностей! Лихо измыслили: на подводный камень нас зашвырнуть, чтобы потом все списать на порчу от соленой водицы! Да только, как любые мошенники, вы и друг от друга таились, и уговору меж вами заранее не было, какой из камней выбрать, оттого один из вас к правому ветер поворачивал, а другой — к левому. Кроме вас, делать так было некому: прочие находились на палубе, и, как дойдет до суда, я присягну, что никто из них руку в распальцовку не складывал. И все выступят едино со мною, а вас выгораживать не станут.
— Каждый из вас, верно, думал, что ему я мешаю с помощью своих таланов, только я их не тратил, а вы один супротив другого боролись, — подытожил капитан. — Ну, что скажете? Улик достаточно, чтобы опосля нас с вами поговорил кат в застенке.
После таких речей спеси у купцов заметно поубавилось.
— Лукавый попутал, Пантелей Никанорыч! — взмолился тот из них, кто заговорил первым. — Объегорили нас, а мы поздно выявили подмену! А голыми по миру идти не хотелось: ведь не спустили бы нам такой убыток в гильдии. Помилуй по старому знакомству: вместе ведь в гильдию вступали…
— И вместе давали клятву не творить кривды перед гильдией, о которой ты нынче забыл! — отрезал Пантелей.
Резкий крен судна вынудил Аленку вскрикнуть, а Максима ухватиться за мешки. Люди бросились из трюма на палубу, и увиденное заставило капитана побледнеть — не столько от испуга, сколько от гнева. Корабль, потеряв управление, мчался на северо-восток, подгоняемый свирепым ветром. Он разогнал даже морских птиц, дотоле мелькавших над мачтами, хотя обычно они не бояться штормов. Причину капитан понял почти сразу; опустив глаза и сжав кулаки, он глухо произнес:
— Доигрались, сволочи!
— О чем ты? — спросил Пантелей.
— Те двое, дергая ветер, ненароком закрутили его в вихрь. Лавировать против него мы не сможем, и весла тоже бесполезны.
Будто желая этими словами подчеркнуть, что обычные средства исчерпаны, и заранее оправдаться в применении крайних мер, капитан сделал распальцовку, чтобы утихомирить бурю. Остальные в безотчетном порыве последовали его примеру, но безо всякого толку.
Капитан поднял голову.
— Нет, — сказал он. — Подобные вихри на раз не исчезают, и развилка тут очень слабая. Чтобы ее задействовать, нужна вся царева казна. А мне еще выдачу таланов умалили ради государевой болезни.
Последние его слова заглушил крик вахтенного:
— Впереди камень!
Вытянувшись вперед, капитан прищурился; прямо по курсу вода, бурлившая, как на речном перекате, не оставляла места сомнениям. Капитан с силой стиснул зубы, стараясь, чтобы остальные не видели появившуюся на лице гримасу отчаяния; похоже, только видимое спокойствие начальника удерживало матросов от того, чтобы поддаться панике, а, быть может, они просто были парализованы страхом.
— По-ихнему вышло-таки! — вырвалось у Пантелея.
— Не совсем, — угрюмо возразил капитан. — На такой скорости нам не удержаться на камне: соскочим с него и при распоротом днище потонем за мгновение ока.
— Ужели здесь и помирать?
Капитан ничего не ответил.
— Худо, конечно: сына я дома оставил, только в торговую науку начал входить, а женке теперь с ним тяжело будет. Еще подарок обещался ему привезти. Ну, обнимемся, что ль, напоследок?
— Погоди!