Саматова крепко держит за руку левой рукой полковник Мусин, стоящий на полшага сзади. Правая рука Мусина находится за полой кителя.
Бахтин, обернувшийся на шум, вначале также тянется правой рукой в направлении внутреннего кармана кителя, потом, оглядевшись, медленно опускает правую руку. Возвращается назад и, возвышаясь над Мусиным и Саматовым, обнимает их руками за плечи и подталкивает в направлении лестницы со словами: «Погнали. Плюньте. С меня причитается».
Саматов замирает на секунду, потом тихо говорит:
— Пятнадцать секунд.
Мусин со вздохом отпускает руку Саматова и отходит на шаг назад. Бахтин с недоумением смотрит на Мусина и Саматова.
Саматов возвращается на два шага, снова вплотную подходит к полковнику в полицейской форме, которого уже отпустили сослуживцы, и говорит, глядя ему в глаза:
— А я ведь не против и ещё раз встретиться. Хоть с тобой, хоть со всеми вашими. Раз вы такие мастера по беременным бабам.
Полковник молчит и тяжело дышит, гладя в глаза Саматова.
Некоторые из присутствующих сотрудников полиции, похожие внешне на сотрудников штурмовых подразделений внутренних войск, смотрят тяжёлыми взглядами на нашивки на груди Саматова.
В разговор никто не вмешивается.
Все вокруг замерли.
Саматов что-то очень тихо говорит полковнику, разворачивается и присоединяется к Бахтину с Мусиным.
Под неодобрительными взглядами полицейских они уходят в сторону лестницы.
Глава 4
Я почему-то не ожидал, что теннисные баталии завершатся так резко на самом интересном месте. Только вошёл во вкус, почувствовал азарт и разыгрался — пора сворачиваться.
Впрочем, я и сюда ехать не хотел, хотел отоспаться дома. А сейчас ни разу не жалею, что поехал. Может, и на картингах будет что-то интересное?
— Как поедем? — спрашивает Вовик, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Да на мне, наверное, какие ещё варианты? — откидывает волосы со лба Лена.
Сзади подходит её отец, который уже спустился с этажа, обнимает её и говорит:
— Я на себе еду. Я с вами. Могу к себе на борт взять Вову. Или Вову с Аселей.
— Па-а-ап, а тебе вот прямо интересно с нами на картинги? — удивляется Лена.
— Мы же потом с Вовой стрелять собирались, — напоминает Роберт Сергеевич. — Картинги мне не особо интересны. Хотя, возможно, и тряхну стариной… А вот в тире с Вовой попалить потом — я с удовольствием.
— А мама одна останется?
— Да у неё какой-то сериал по плану и телефонное общение с роднёй, — недовольно отвечает Роберт Сергеевич.
Лена прикусывает язык в углу рта, зажмуривает один глаз и качает рукой перед носом Роберта Сергеевича, вопросительно глядя на него.
Асель и Вова отошли ближе к зданию и стоят метрах в двадцати от нас.
Роберт Сергеевич тяжело вздыхает и говорит, явно обращаясь не только к одной Лене:
— Ленка, не придавай ты столько значения материальным вопросам! Не хочешь — можешь вообще ничего не брать… Не будем из-за этого ссориться, такой хороший вечер… Но ты мне скажи, как себя будут чувствовать любыеродители, зная, что они бесполезны для единственного своего родного ребенка? Которого любят? Жизни никого не учу, но иногда не брать что-то от родителей — это не самостоятельность. А гордыня. При этом, я изначально более чем рад вашей с Александром самостоятельности! Не скрываю! Если ты заметила, по вопросу твоего проживания с ним лично у тебя не возникло вообще ни малейших шероховатостей со мной и с матерью! Отгадай, кто на твою мать намордник надел? Ты же не думаешь, что это Зоя сама на старости лет тактичность проявила?!
Я понимаю, что тут разыгрывается какая-то семейная сцена, в которой чувствую себя неловко.
Молча отхожу в сторону и присоединяюсь к Вове с Аселей.