— Сейчаспроститезанаглость, дева, номненужновернутьсякповелителю.
СоблегчениемвдушеонпокинулЯгаду. Несмотрянавоображаемуюпользу, покадарссеанкатольконапрягала.
Ютийедвауспелпокинутьзал, какнектопреградилдорогу.
— Впервые вижу, чтобы остерегались плодоносных дев, — высказался дарссеанин, спрятанный мантией плаща и уголком капюшона.
— Повелитель? — узналЮтийголос.
Онпочувствовал, какдетскийвосторгперебиваетстрогийпрагматик. Разумподсказывал, чтоповелительнепростотакпокинултронныйзалвовремяихспарринга. Теперьлицопылалоотстыда.
Владыка качнул головой и поманил за собой. Они вместе начали шагать по коридору, несколько секунд удерживая тишину. Арагонда вспомнил дни, когда Кораг также шел слева от плеча. Ютий же не мог побороть вину, чтобы сказать хоть слово. Владыка шел чуть быстрее, а ноги после боя подкашивались, но ничто не могло заставить его перебить эту паузу.
— Я видел бой, — вдруг сказал повелитель. Ютий будто ощутил подсечку, перебил ровные шаги, вспотел от жара, — видел неимоверную агрессию, будто бы желание зверя, хищника. Признаюсь, в поезде ты был более сдержан. Но этот бой, — Арагонда коротко примолк, — он меня удивил.
ВолноватьсяЮтийпрекратил, новсеещёобескураженомолчал.
— Тывыплескиваешьгнев, используешьего, каккарающийклинок, которыйзаменяетвыбормоментнойстрастью — звучитграциозно.
Однако гнев не отец победы. Пусть клыки настигли жертву, зверь все равно не получит право подняться по эволюционной ступени. Понимаешь о чём я? В порыве страсти выбор становится бездумным, резвым, без сомнений и сожалений. Он лишается осознанности.
Прежде всего воин должен научиться балансировать между рассудительностью и страстью. Иначе деградируешь и уподобишься зверю, а того всегда может убить разумный собрат.
— Я знаю, — ответил Ютий с прискорбием. — Старик говорил о постулатах война. Но я не понимаю, как отбросить гнев в бою? И вообще возможно ли остаться спокойным и хладнокровным в пылу битвы?
— Стоит быстрее понять себя, — не закончил Арагонда, потом довольно хмыкнул и пророкотал. — Знаешь, жажду создают не только гормоны, но и информация внутри нейронов, и нейронные пути. Когда появится осознанность, тогда ты научишься настраивать свою душу.
— Значит, нужно придумать новый способ раззадорить Тирея, чтобы гонял меня по арене? — решил пошутить Ютий. Арагонда непринужденно посмеялся.
— Не обязательно. Может, лучше подумаешь о другой должности? У меня есть новая идея, по каким путям направить твою энергию.
ВдругЮтийрезвозашевелилсяотнаплываэмоций.
— Яневоин, повелитель, — вырвалосьунего. Егоудерживалобраз, какпотакаетинедовольноворчитстарик.
— Ну-ну, неспеши. Забыл, ятоженевоин? Иутебяестьвремяподумать.
Вплоть до возвращения домой, Ютий не мог вытрясти слова Арагонды. Дарссеанин не знал, как понять себя, если всегда сидит один в пыточной камере и ожидает своего мучителя. Вот только его тело — это и клетка, и источник боли. И только после того, как свет огней из единственного окна коснулся взгляда, Ютий отбросил все размышления. Старик не спал. Ютий прошуршал по сугробу к дому, морально приготовился, открыл дверь и пустил хладагентную стружку. После стука воцарилась тишина. Уставший, он добрел до проема кухни, из которого лился свет. Доспехи лязгнули. Ютий случайно наткнулся на ванадиевый торс под ногами, потом стакан стукнул о стол где-то за поворотом и послышался горький вздох. По телу пробежалась дрожь, размяв плечами, Ютий поправил доспехи, и, завернув, предстал перед Вансианом.
Взъерошеннаясединавздыбилась. Старикповернулся. Проржавевшийрогпоказалакулийплавник. Морщиныуглазвпали, когдаВансианопьяненоизлобносщурился. Ютийснялшлемпередстариком. Онсразужеуловиллегкийзапах. Казалось, чтопомятыйчерныйкостюм, которыйВансианносилподдоспехами, издревлепропитанспиртом.
Старик показал на стул, куда Ютий старался подойти как можно тише, но уверенней. Страшней всего стала мысль, в которой Вансиан замечает слабость и немощную тряску. Ютий уселся. Старик заметил, как он устало плюхнулся на стул, глотнул из стакана плодовую хмеленую настойку, а Ютий разглядел пятно на чёрном воротнике и скривил губы. Стакан снова стукнул у ёмкости, внутри которой осталось пара мазков вещества от коррозии.
— Неначинайначитать, старик, — грубопроизнесЮтий. — Ятутпричем, еслинаработезадержали.
— Опятьстарик? — буркнулВансиан, тихошипя. — Ипочемуоннеугомонноназываетменястариком?
Ютий приподнял бровь, думая лишь — привыкай, а Вансиан продолжил ворчать, но уже громко озираясь, будто бы ничего подобного не говорил ранее.
— Большетынестанешьработатьвзамке! — заявилон.
НалицеЮтияхлынулниграммэмоций.
— Явпочтеработаю, старикан, — твердил. — Назамоконанетянет.
— Молчать! — воскликнулстарикизакашлял.
Послехриплоговздоха, онпродолжил: