Шипя проклятия, Алан Селвин отступился и позволил делать ей, что угодно. С тех пор они не разговаривали. Да и дома он появлялся редко, предпочитая ошиваться среди аномальников.
У девушки щемило сердце. Отец был сильным чародеем и обладал знаниями, достойными Магистра. Воспоминания трех-четырехлетней давности все еще грели сердце. Тогда он частенько устраивал ей домашние уроки, в обход школьных программ и пытался научить многому из того, что знал сам. Но когда аномальники в открытую объявили о противостоянии, их связь начала рушиться. Господи, как же она его любит! Кристина все на свете отдала бы, чтобы вновь оказаться в крепких объятьях отца.
Слишком по-детски? Но ведь детства как раз-таки у нее и не было. Она стала взрослой восемь лет назад, когда убили маму на глазах. Ворвавшихся в дом Патрульщиков, отлавливающих аномальников, вышвырнула вон магическая защита, но один успел послать смертельное заклятье. Мать заслонила Кристину собой…
Охватившая измерение война не обошла стороной никого, хоть и прекратилась очень быстро. Или затихла, чтобы разгореться с новой силой? Теперь уже неважно, ведь она унесла жизнь самого близкого Кристине человека. Алириса Селвин была красивой. Девочка до сих пор помнила лучистые карие глаза, всегда искреннюю улыбку и пахнущие морем каштановые кудри. Мама казалась солнышком, освещавшим жизнь. Когда она ушла, наступил мрак.
Кристина смахнула слезы. Вдруг отец объявится-таки? А он жутко не любил, когда плачут. Хотя, сейчас девушка сомневалась, что папа даже посмотрит в ее сторону. Отгоняя печальные мысли, оглядела комнату. Солнце окончательно спряталось, и предметы потеряли четкость. Спальня уже вряд ли походила на жилое помещение. Все нужные и что-то значащие для вещи уложены в дорожную сумку и рюкзак. Ковер, кресла, пустой стол и полки потеряли цвета в опустившихся на мир сумерках, лишь свернувшаяся у кровати пума могла гордиться неизменным черным цветом. Ее купили Кристине родители двенадцать лет назад, на семилетие. Именно тогда в девушке проявлялись первые проблески магии. Она была так счастлива! Почти шутя нарекла черного золотоглазого пушистого котенка Риса — коротким именем мамы. Знала ли, что пума станет своеобразным напоминанием об ушедшей навсегда маме? Конечно, нет.
Пума, словно почувствовав, что о ней думают, повела ушами. Риса была не простой кошкой. Она являлась представительницей исчезающих магических пум, уже рождающихся защитниками. Понимала свою хозяйку с полувздоха и чувствовала опасность. Могла исчезать и появляться там, где ей вздумается, и, что самое интересное, обладала редким даром феникса — переносить с собой хозяина и лечить его раны, но не слезами, а зализыванием. Могла гордиться непробиваемой заклятиями шкурой, но не была бессмертной. И Кристина очень боялась ее потерять. К своей любимице девушка прикипела всем сердцем и даже не представляла себя без защитницы. Сначала она скрывала пуму от всех в академии, но год назад, когда однокурсники стали бросать на неё презрительные взгляды, а ректор прозрачно намекнул, что ее присутствие, как и еще пары-тройки студентов, ему крайне неудобно, Кристина позволила кошке бродить, где вздумается, и сопровождать ее. Многим в замке не понравилось появление опасного зверя. Считалось, что магическая пума — темный прототип феникса. Ведь все в мире должно пребывать в равновесии. Мрака должно быть ровно столько же, сколько и света. И Риса считалась темным зверем. А как она стала защитником светлого мага — не знал никто.
Кристина запустила пальцы в теплую шелковистую шерсть. Кошка заурчала, прогоняя мрачные мысли хозяйки.
Внизу стукнула дверь. Девушка замерла, прислушиваясь. Риса подняла морду, настороженно повела ушами, но спустя минуту спокойно опустилась на прежнее место.
— Папа… — выдохнула Кристина, вскакивая с кровати.
Девушка рывком распахнула двери и помчалась по коридору к лестнице и вниз. Замерла лишь на последней ступени, впившись взглядом в стоящего у кофеварки отца. Тихо пройдя на кухню, Кристина молча сверлила глазами эту неподвижную спину, пока он наконец не обернулся, держа в руках чашку.
— … привет, — её голос сорвался, когда на лицо отца упал свет.
Через всю щеку багровел шрам. Папа был мрачным и молчаливым. Черт, как же убивало это молчание! Она не видела его неделю, уже даже не надеялась вновь встретить. Так ждала, что он наконец-то объявится… живой и невредимый! А он молчал и сурово смотрел на нее, как на чужую.
— Ты в порядке? Что у тебя с лицом?
Кристина сделала замерла у стола. Их разделяла какая-то пара метров, а казалось, что целая вселенная.
— Где ты был? Я завтра отправляюсь в Академию. Ну что ты молчишь!
Отчаянье захлестнуло горькой волной, она не знала, что еще сказать. Мужчина спокойно сделал несколько глотков из кружки и поставил ее на стойку. Неожиданно заговорил хриплым, отстраненным голосом:
— Нужны деньги? Я уже перевел на твой счет достаточную сумму.
Эти слова ударили. Больно, наотмашь. Хотелось плакать, кричать, даже разорвать на части безразлично смотревшего на нее отца. Всего секунду постояв в оцепенении, девушка бросилась к нему, остервенело застучав кулаками по его груди.
— Как же ты можешь так говорить?! Бессердечный, сухой, бесчувственный! Я так волновалась! Не спала, гадая где ты и что с тобой! Ты же один у меня остался! Я же люблю тебя!
В последний раз ударив даже не попытавшегося остановить её отца, она вцепилась в отвороты его мантии, бессильно уткнувшись в неё лбом и глотая слезы. Как бешено стучит сердце! Или это его? Лишь мгновение — и родные руки, наконец, сжали ее в объятьях. Вновь горько зарыдав, Кристина прижалась к теплому телу, не желая никуда его отпускать.
— Папочка… Миленький… не наказывай меня так больше… я этого не выдержу… лучше ударь.
— Кристина… — не разжимая объятий, прошептал он в ее макушку. — Я уезжаю.
Девушка резко отстранилась.
— Когда?
— Через два дня.
— Зачем?
— Ты и сама знаешь.
Девушка впилась взглядом в его лицо, в потеплевшие глаза. Даже в темноте они сверкали синим пламенем. Порез безобразно портил красивые черты.
— Откуда это? — она осторожно дотронулась его щеки, не касаясь шрама.
Он грустно усмехнулся, но промолчал.