Я протянула руку за конвертом, быстро распечатала его и прочла:
«Мадемуазель Лерьер, никак не могу забыть наш танец и хотел бы продолжить столь приятное знакомство. Надеюсь, вы не откажете мне в прогулке по Белому бульвару завтра в полдень. Магистр Фернан Кернер».
Глава 23
Анри
Моим постоянным спутником стал страх, и я ненавидел себя за это. Он пришел впервые тогда, когда я увидел умирающего Таймуса на полу в кабинете. Страх прорастал под кожу, впивался мелкими щупальцами. Я старался вырвать его оттуда, но не выходило. А затем начались бесконечные допросы и пытки. Меня лечили только для того, чтобы пытать снова.
Требовали признаться в том, чего не совершал. Страх подружился с болью. Каждый скрип двери обозначал, что сейчас боль вернется, но страх приходил раньше. И в минуту вынесения приговора он вдруг вырос и превратился в первобытный ужас.
Там, в темной сырой камере, я пытался вспомнить все, что знал о пустоте. Несколько часов… Вот и все, что осталось. Память подводила. По всему выходило, что пустота — это неведомое нечто, из которого крайне редко возвращаются. А если это все же происходит, то люди теряют рассудок. Я клялся себе, что выдержу. И думал о Полли. Только эта мысль все еще помогала держаться. О Полли, которая рискнула спуститься в мою тюрьму, которая не верила в мою вину. Я должен выстоять — ради неё.
Там, у врат пустоты, я увидел её всего на мгновение. Но есть мгновения, которые стоят вечности. Позднее все вспоминалось какими-то пятнами. Полли, а вокруг черные пятна — стражники, серое — магистр пустоты. Шаг — и врата закрылись.
Поначалу я ничего не увидел. Было… пусто. Затем постепенно чернота стала серой.
Серый туман клубился у ног, серые облака ползли по черному небу. Шаг, еще шаг. Страх радостно поднял голову. Мне придется здесь жить? Или умереть?
Вдруг я услышал плач. Пронзительный детский плач. Раньше, чем подумал, откуда в пустоте дети, я уже бежал туда. Плач звучал все ближе, и вдруг оборвался на пронзительной ноте. Девочка в тоненьком белом платьице сидела на огромном валуне. Она казалась бы обычной, если бы не абсолютно седые волосы.
— Кто ты? — тихо спросила она. — Морок?
— Нет, я — человек, — ответил ей. — А ты? Как ты сюда попала?
— Я всегда здесь и была. — Девочка спрыгнула с камня. — С тех пор, как меня заточили.
Кажется, я начинал понимать…
— Ты — пустота?
— Чаще всего меня называют именно так. — Моя собеседница серьезно кивнула. — Как твое имя?
— Анри.
— И зачем же ты здесь, Анри? — Она смотрела на меня взгладом более цепким, чем главный дознаватель магистрата.
— За справедливостью, — ответил я, а Пустота захохотала. Она вдруг стала выше и старше, и превратилась в женскую фигуру в сером балахоне. Капюшон надежно скрывал от меня её лицо.
— Справедливостью? Как глупо. — В голосе звучала насмешка. — Глупый-глупый Анри. Но я добрая. Я дам тебе шанс. Поцелуй меня.
— Что?
Но раньше, чем я успел пошевелиться, Пустота скользнула ко мне, вцепилась в плечи и коснулась губами губ. Я сразу продрог до костей.
— Вкусный! — радостно оживилась хозяйка врат. — Честный, да? Любящий. Глупый мальчик. Таких, как ты, слишком сладко ломать.
Я замер, не понимая, что происходит, а Пустота кружила вокруг меня в немыслимом танце.
Её ноги не касались земли. У неё и вовсе не было ног, и вскоре вокруг меня летел серый вихрь. А когда пыль осела, я находился в комнате с десятками дверей. Двери были вмурованы в пол, стены и даже парили в воздухе.
— Смотри, Анри, — сказала Пустота на ухо, сзади опуская руки мне на плечи. — За одной из этих дверей — твой мир. Свобода, справедливость, любовь. И месть. Но лишь за одной.
— А что за другими? — спросил я.
— О! Тебе лучше взглянуть самому. Это очень, очень забавно. Ищи выход, Анри, и, даю слово, я отпущу тебя.
Я обернулся. Позади уже никого не было, только вился легкий дымок, будто от костра.