Хотела бы я не видеть и не знать, потому что родителей Филиппа можно было узнать только по грязной одежде. Я видела вчера это платье графини Вейран, и костюм графа тоже казался знакомым. А на лицах и телах не было живого места. Сплошная рана, будто налетел ураган — и изломал, швыряя на камни. К горлу подхватила тошнота. Я закусила губу, слепо шаря руками, чтобы найти хоть какую-то опору.
И только в эту минуту с губ Филиппа сорвался рык. Даже не рык — рев раненного зверя. Я схватила его в охапку, прижала к себе, не давая развернуться обратно.
— Не смотри, — шептала, удерживая. — Не смотри.
Он дышал тяжело, глухо. Но больше не пытался обернуться, а у меня выбора не было. Я не верила!
До конца не верила, что кто-то мог совершить подобное. На виселице было выведено углем: «Смерть тем. кто породил убийцу». Как? Как так можно?
Как? Спрашивала себя снова и снова. Только вчера я говорила с графиней Анжелой. Только вчера её супруг приказывал Жерару проводить меня, чтобы толпа не отыгралась за то, что вышла из их дома.
— Идем, — осторожно увлекла за собой Филиппа, — идем, Фил.
— Я хочу домой, — просипел он.
— Да, хорошо, только идем.
Мы свернули на ближайшую улочку. Я все еще держала Филиппа так крепко, как только могла, но теперь потому, что его шатало из стороны в сторону, и я боялась, что он упадет.
— Я не понимаю… — шептал он. — Я не понимаю, Полли. Я не верю!
Дернулся назад, но я перехватила — и повела дальше. Мы дошли быстро, но приближаться было опасно, поэтому вместо того, чтобы направиться прямо к дому, я осторожно выглянула из проулка.
У дома по-прежнему дежурили черные экипажи. Ждали? Нас, нас ждали! Особняк, вопреки ожидаемому, был почти цел, но ни окон, ни дверей не осталось. Площадь вокруг была черной, выжженной. Там, где вчера были сад и цветник, остался пепел.
Стены тоже чернели, будто на них обрушилась стена огня.
— Убью! — Фил кинулся к экипажам. Я едва успела его схватить за пояс и почти зашвырнуть обратно в проулок.
— Нет нет, пожалуйста, нет, — шептала ему. — Они и тебя убьют.
— И пусть! Пусть! Зачем мне жить, если… Зачем?
И он рухнул на колени, закрывая лицо руками. Я опустила рядом с ним, что-то шептала на ухо, какой-то бред, который призван был его успокоить, но, на самом деле, не имел смысла. Осторожно помогла подняться на ноги и потащила прочь.
Фил уже не упирался. Он шел, как во сне. Слезы катились по щекам, но он их не чувствовал.
Натыкался то на один, то на другой угол.
— Тише, тише, — шептала я. — Уже недалеко.
Постоялый двор начинал пробуждаться. Ржали лошади, переговаривались конюхи, но в общем зале было всего четверо и хозяин.
— Вы рано гуляете, Мартина, — улыбнулся он мне.
— Встречала брата, он только что приехал, — загородила спиной Филиппа. — За комнату придется доплатить?
— Да, еще по серебрушке за день.
— Хорошо, я доплачу.
— А завтрак? Будете?
— Нет. позднее.
И увлекла Филиппа в коридор. У него на лице было написано все, что случилось, а хозяин мог нас выдать первому же патрулю. Поэтому успокоилась только тогда, когда за нами захлопнулась дверь комнаты.
— Вот и все. — выпустила его из железной хватки, а сама заперла дверь на щеколду. Филипп слепо зашарил рукой перед собой, добрался до кровати и лег, отвернувшись лицом к стене. Он больше не плакал, но тем было страшнее. Глухое, мертвое молчание воцарилось в комнате. Я забилась в дальний угол, бесшумно рыдая. Слезы все катились и катились. Почему? За что? За что с ними так? Надо было убедить Вейранов уйти со мной, надо было… Хотя бы графиню Анжелу, но я не смогла!