Пахнет? Я плохо пахну? Не чувствую… Странно.
— Мы ее еще мыть будем? — Второй голос озадачен. Впервые я замечаю, что парни разные и жадно начинаю рассматривать их.
Первый голос с длинной челкой, но короткими волосами на затылке. Глаза серые с пушистыми длинными ресницами. Тонкий чуть вздернутый нос. Татуировки на шее. Нравится мне? Не знаю. Но что-то это мне напоминает. Губы пухловатые… Как же его зовут?
Второй — с длинными светлыми волосами. Одет во все черное, скрипящее и кожаное. Взгляд напуганный, серьезный, с четким изломом бровей. Нос у него не тонкий, а широковат, где переносица. Без татуировок. Красивый.
Эйвинд был с тонкой верхней губой, с обычным носом и серо-голубыми глазами такими спокойными, такими мудрыми, что именно взгляд цеплял больше всего.
Все трое красивые.
Странно.
Откуда я знаю, что они не уродливы?
— Думаю, надо помыть. Я не знаю, когда придут девчонки. А оставлять ее нагой и мокрой нельзя.
— Тогда, может, ты это сделаешь? Ты, как никак, ее Создатель. — Я слышу странные притихшие нотки от Эйвинда. Я им не нравлюсь?
— Я не Создатель. Я просто восстановил тело. — Первый голос печален и расстроен. Наверное, потому что я им не нравлюсь. — Ладно, пошли наверх. Я ее помою без вас.
Меня несут в светлое помещение, где много дерева.
Дом. Здесь мило. Нравится. Уютно.
А еще вкусно пахнет.
Парни помогают Эйвинду — открывают двери перед ним.
Ванна холодная. С железными трубами и блестящими квадратиками… Плитки. Так, кажется, это называется. Мне не нравится здесь. Мерзну.
Вода полилась из трубы. Это… не помню, как называется.
Звук шипящий и бурлящий. Неприятно громкий, что больно в голове.
— Клади ее. — Приказывает Эйвинду Первый голос. И он меня опускает в железную ванну. Холодные стены, горячая вода.
Стону.
— Горячо? Подожди. Сделаю прохладнее. — Первый голос крутит блестящие ручки. И ногам становится прохладнее, но не телу. Жжется. Но через минуту становится приятно.
— Попробуй голову подержать сама. — Обращается ко мне Эйвинд, который до этого держал свои руки под моей шеей. Благодаря ему я не сползла в ванну. Теперь он пытался их вынуть. Я переношу вес на шею — и голову начинает мотать и шатать. Ужасно тяжело и трудно!
И как это у них получается? Я не выдерживаю и быстро устаю, откидывая голову. Врезаюсь макушкой в что-то с жутким ударом. Очень больно, что начинаю невольно плакать!
— Слушай, она, прям, как дети маленькие. Даже голову держать не может. Это сколько же нам ждать, чтобы она восстановилась? — Эйвинд заботливо кладет что-то мягкое под голову. Но все равно, где ударилась, пульсирует и саднит.
Первый голос смотрит на меня пронзительным взглядом, после чего выдает:
— Думаю, завтра она попробует уже ходить. Дар мне подсказывает, что на восстановление ей психически и физически где-то неделя-две.
— А разве не ты рассказывал, как те оживленные древние, чуть ли не дрались после воскрешения? — Второй голос недоуменно пялится на Первого.
— Всё так, Крис. Только там были бездушные. Да и восстанавливал я тела не как хранилище для души. А тут… Короче, всё по-другому.
Мне не нравится, что все трое пялятся на меня с каким-то безразличным суровым видом. Будто я вещь. Единственное, что я могу сделать в ответ — это дернуть ногой и закрыть глаза.
— Ладно. Идите, чай попейте, в холодильнике бутерброды.