Я разжимаю кисть, и куски стекла падают вниз к донышку в лужу из сока и крови. Больно. Но теперь я эту стихию умею укрощать. Я беру и посылаю ее в ненавистного мне Ганна, слыша вскрик и его шипение. Он держится за свою здоровую руку и морщится от боли, после чего поднимает на меня взгляд загнанного в угол зверя. Мне хочется добить его. Мне хочется, чтобы он знал, что пережила Мелани ради него. Я хочу видеть его страдания и слезы.
Но внезапно происходит что-то странное. Вместо него взвизгивает Ева и теперь она держится за руку, а я не чувствую своей магии — Ганн смотрит на меня и воздействует.
— Прекратите! — Орет Стефан, кидаясь к Еве.
— Кевин!
— Рэй!
Голоса звучат с разных сторон.
— У кого дар Стефана? Вырубите их! — Кричит Реджина в этой всеобщей панике. Но все мгновенно проходит, и снова боль начинает разъедать мою руку. — Курт, уведи Рэйнольда, живо!
Ко мне подскакивает Ганн-старший и, сильно схватив за плечо, насильно уводит из залы. За спиной я слышу голоса и какое-то движение.
— Иди сюда. — Мы вваливаемся в кабинет, где в прошлой жизни разговаривал с Лаурой по поводу дня рождения Мелани. Ничего не изменилось. Лишь пыли прибавилось.
— Садись. Сейчас принесу аптечку. — И исчезает, чуть не снеся дверь.
Я держу навесу руку, смотря, как капает на чистый пол моя кровь. Простая алая жидкость с запахом меди и вкусом соли. А сколько она может и как бессмысленна сейчас! Каждый стук сердца — пустой прогон крови, бесцельное мгновение жизни в ожидании чуда. Я любил тебя Анна, Мелани, да хоть тысяча имен дай тебе, ведь «роза пахнет розой»*. До сих пор люблю! Как мало у нас было времени…
— Вот. Давай руку. — Курт кладет жестяной короб и открывает его: стандартный набор первой помощи. Повернув ладонь к свету, он начинает пинцетом аккуратно вытаскивать осколок за осколком. Больно. Но не морщусь. Я привык. Это не самое страшное.
— Что это было сейчас в зале?
Курт поднимает на меня тяжелый взгляд и все-таки решается сказать:
— У Кева проблемы.
Я усмехаюсь на это заявление.
— И какие же?
— Слушай, Рэй, мы все понимаем, через что ты прошел, как много значила для тебя… Короче, мы понимаем и переживаем. Но не стоит винить Кевина за произошедшее. Он сам не рад, что такой ценой… ну… сам понимаешь.
Он говорит, тяжело подбирая слова и кусая свои пухлые губы. Мне же разрывает сердце каждое сказанное им слово. Злость кипит во мне, жжет в груди, как раскаленным железом.
— Она могла бы жить, Курт! — Это единственное, что я могу просипеть от боли в ответ. Как они не понимают?
— Но Кев-то причем? Он ее на костер не тащил. Мне кажется, ты перекладываешь свою злость с нее на Кевина.
— Не говори так! — Я дергаю руку и снова задеваю раны. Только что остановившаяся кровь снова начинает капать на пол. Сжимаю руку в кулак, чтобы не взорваться и выпустить магию — плевать на раны. — Если бы твой братец не потащился бы к Химерам, она бы была жива. И была бы Инквизитором! Тут, в Саббате! И ничего этого не было!
Курт смотрит на меня своими темно-карими глазами, а я смущенно опускаю взгляд от стыда и чувства вины. Не надо было это говорить Курту.
— Прости… Я не хотел… Знаю, что ты переживал за брата.
— Всё нормально.
Он молча продолжает обрабатывать мне руку. Мне же стыдно перед Куртом, пытаюсь не смотреть на него. Все равно, я не могу простить Кевина: как мне смотреть на него, когда знаю, что он причина смерти Мел.
— Что сейчас было в зале? Почему Реджина спросила «у кого дар Стефана»?
— Ты уверен, что хочешь слышать ответ?
Курт нерешительно смотрит на меня, при этом забинтовывая мне руку.
— Это из-за Кевина?