— Ты, это, не знаешь Дэррила из клана Патриций?
— Нет.
— А говорит что-нибудь «США-Орегон-Доброе сердце»?
Нина качает головой.
— Ладно, Нин, спасибо, что сопроводила меня.
— Ничего страшного… Все равно я бесполезна была.
— Не скажи… Сличитель притащила. Отпечаток энергии сняла.
Я выдыхаю и вижу, как пар вылетает клубами из моего рта. Я устала. Очень сильно. Я чувствую, как к головной боли примешивается ужасная усталость — тоже особенность беременности. Я уже не столь энергичная: быстро устаю и все сны похожи на кому. А мне еще демона вызывать…
— Нина! — Кричу я вслед удаляющейся спине Субботиной. — Ты знаешь какую-нибудь черную ведьму или мага, который может обряд провести по взлому и призыву души?
Субботина останавливается, как вкопанная, и смотрит на меня с прищуром.
— Тебе зачем это?
Я спускаюсь со ступеней и скольжу на замерзшей луже, при этом чуть не навернувшись на ней.
Подбежав к Нине, вижу встревоженное лицо Субботиной, что весьма странно при ее неэмоциональности. Хочется огрызнуться или отмахнуться, но зачем-то выпаливаю:
— Хочу призрак Кевина вызвать. А через демона узнать имена его убийц и что произошло на самом деле.
— Отомстить хочешь?
— Угу. — Я снова чувствую, как сердце сжимается от боли, а внутри все пылает от ярости. Хочется докопаться до истины. Хочется хоть какого-то возмездия за мою опоганенную жизнь.
— Не вызывай никого. Не стоит. Ты беременна. А демоны могут отнять ребенка. Не рискуй, если хочешь доносить. Я вхожа в Сенат, поспрашиваю, что знают Архивариусы, если что — обратимся к Ною. Он может прошлое видеть, как пророки будущее.
— Хорошо. Тогда ладно. — Я чувствую радость и облегчение. Почему-то хочется ей верить. Не зря Аня так слепо доверяла Нине, а та ее никогда не подводила. Их дружба была странной, но крепкой. Думаю, Нина чувствует вину за собой, что не смогла отговорить Аню, поэтому так переживает и помогает мне.
Ничего. Скоро я воскрешу сестренку. Осталось лишь найти «Доброе сердце».
Примечания:
*Ода ошиблась. В упомянутом ею произведении Гёте "Фауст", Гомункула создал другой персонаж — Вагнер.
*Гому́нкул, гому́нкулус (лат. homunculus — человечек) — в представлении средневековых алхимиков, существо, подобное человеку, которое можно получить искусственным путём.
Долгое время создание первого гомункула приписывалось Арнальдусу де Вилланове, жившему в XIII веке. Один из наиболее известных «рецептов» получения гомункула предложен в XVI веке Парацельсом; учёный считал, что заключённая в особом сосуде человеческая сперма при нагревании и некоторых других манипуляциях (закапывании в конский навоз, «магнетизации», суть которой окончательно не ясна) становится гомункулом. «Вскармливался» гомункул путём добавления в колбу небольшого количества человеческой крови. Время вызревания гомункула, по Парацельсу, — сорок дней, рост гомункула — 12 дюймов. (Источник: https://ru.wikipedia.org/wiki/%C3%EE%EC%F3%ED%EA%F3%EB)
Не разочаруй её
Я вышел через портал в рождественский Ливерпуль, где уже на парах дожидалась машина до Саббата. Даже чемодан не взял из больницы, так как не видел смысла — львиная доля вещей осталась в школе. Попав в суету праздничного города, на мгновение почувствовал радость и облегчение от родных мест, захотелось уйти куда глаза глядят, затеряться в толпе, сесть у окна в кофейне и смотреть на чужую жизнь — раствориться в городе, как кусок сахара в кофе, чтобы исчезнуть, обезличиться.
Я чувствовал себя стариком. А я и был им: доживал отмеренное, выпрашивая у Бога облегчение и быструю кончину. Хотелось в небытие. Или же к Ней.
Сев на заднее сидение, я уставился в окно и смотрел на город, как в аквариум. Мимо проходили прохожие, ехали машины, даже велосипедисты были в столь снежную погоду. Я вспомнил, как ездил по этим улицам на своем мотоцикле. Интересно, где он? Наверное, на свалке. В последний раз он был со мной, когда меня убила Варвара. Мой верный железный конь «издох» вместе со мной на дороге в Аризоне. Но я воскрес, точнее, меня «починили». А вот его…
Я погружаюсь в воспоминания, которые сильно потрёпаны стиранием Моргана, моей смертью, мечтами, снами и переживаниями. Пытаюсь вспомнить тот промежуток между тем, как Варвара свернула мне шею и пробуждением на столе — что было тогда? Помню ощущение легкости и всепоглощающей грусти, что видел, как Мелани переживала из-за меня. Помню кадр: она стоящая у моего тела и я слышу ее боль сердца. Хочется обнять, утешить, сказать, что я рядом, но не могу. А затем пробуждение — резкое, болезненное, тяжелое.
Интересно, слышит ли Мелани мою боль? Осознает, что происходит, как меня ломает, как умираю без нее? Если да, то почему ведет себя так? Неужели Реджина права, и она всего лишь плод моего воспаленного разума?
Я вспоминаю, как любимая лежала на моих коленях напуганная поломкой лифта, а я утешал ее. Она пыталась уйти тогда, а я смог ее вернуть…