— Подожди, я не поняла. А по каким расчётам? Это что, кто-то считает?
— Конечно! Слушай дальше: если лимит численности оборотней на определённый год исчерпан, то в этот год запрещено рожать. В связи с убылью населения, численность оборотней стаи понижается и разрешается родить определённое количество детишек. — Видя, что я не до конца её поняла, она поёрзав, наклонилась и начала объяснять как малому ребёнку — Смотри, вот допустим, женщина забеременела, и она с мужем идет в главную контору стаи, и смотрят, есть ли возможность родить в этом году? Если да, то они регистрируют зачатый плод. Бывает так, что забеременела она тогда, когда либо лимит исчерпан на год, либо на год его вообще не было, в этом случае как ты понимаешь, она обязана сделать аборт.
— Но это же ужасно!
— Ужасно или нет Лия, но я тебе уже говорила, что мы чужие на этой планете и не можем размножаться так, как нам того хотелось бы. Мы жёстко подчиняемся правилам, за этим следят строго и жёстко наказывают.
— А кто следит и наказывает? И вообще кто эти расчёты составил?
— Расчёты составляются в зависимости от численности людей, населяющих тот или иной район. Составляются стаей Золотых. И если идёт прирост населения людей, допустим в нашем Красноярском крае, то численность оборотней нашей стаи должна уменьшиться. Вот так вот. А, ну следят и соответственно наказывают специальные надзорные органы.
— И как наказывают?
— Жёстко Лия, очень жёстко! Мужчину и женщину, нарушивших запрет, наказывают смертью, а ребёнка забирают и подыскивают место в стае и хорошо если есть родственники, живущие в стае, где не превышен численный лимит, то могут отдать им. Но бывает отдают в любую другу стаю, не важно в каком районе или стране и ещё не факт, что он выживет.
Я сидела, закрыв ладонью рот и не могла поверить в услышанное.
— Это настолько жёстко мы зависим от людей?
— Целиком и полностью Лия. Если у пары уже есть двое детей, они обязаны пройти через процедуру стерилизации и не важно, что за годы жизни с детьми может что-то случиться! Они уже испытали счастье родительства, а значит и другим нужно предоставить шанс. Иной раз в некоторых стаях пары по десятилетиям ждут очереди на рождение ребёнка.
На следующий день я проводила Марту, но перед тем как уехать, она пробежалась по всей становке, заглянула к каждому жителю (благо их немного) и попросила за мною присматривать и при случае помогать. После её отъезда ничего не изменилось: утром работа по дому, затем уходила на обработку трав, ягод и кореньев, ну а вечером, пока не стемнело, мне приходилось обходить все дома, чтобы их хозяева убедились, что со мною всё в порядке. Вечерами, включив телевизор, больше для общего шумового эффекта, чтобы не было одиноко и тоскливо, вязала. Марте перед отъездом я уже вручила шарф, шапку и варежки насыщенного зелёного цвета. Под её огненный цвет волос они подошли идеально. Комплект Алины был нежно лавандового цвета, вместо обычного шарфа связала снуд, варежки и шапку с большим пушистым помпоном. Брату шарф насыщенного синего цвета. Осталось довязать Максиму. Отчего-то именно ему, я вязала тайком от Марты, вроде ничего зазорного не совершала, но при мысли о том, что она в какой-то момент спросит, для кого это я так старательно вывязываю каждый рядок, становилось неловко. Цвет для него я выбирала долго, но остановилась на тёмно-фиолетовом а комбинированные косы которые я вывязывала, немного отличались оттенком и со стороны смотрелось красиво. И я очень надеялась, что ему понравится. Отодвинув изделие от себя чтоб посмотреть со стороны, я представляла, как вручу ему подарок и даже промелькнувшее удивление в его глазах когда он его развернёт, а может подойдёт и поблагодарив поцелует хотя бы в щёку. Я замирала в такие моменты, вспоминая наш последний поцелуй, сердце начинало биться чаще, дыхание учащалось, и я до безумия желала ёще хотя бы раз прочувствовать эти эмоции, прикосновения, окунуться в этот вихрь обжигающих, будоражащих чувств. Но устыдившись своих желаний, встряхивая головой, отгоняла столь вожделенные картинки и продолжала вязать.
Разочарование и горечь от рухнувших надежд я испытала за три дня до Нового года. Распланировав меню, основательно вычистив домик, я позвонила брату, для того чтоб узнать когда приедет Алина. Но услышала, что она приехать не сможет, возникли проблемы в институте. Она, оказывается, захотела за этот год освоить два курса и теперь учится с удвоенной нагрузкой. Ответив брату на его вопросы, заверила, что у меня всё ну просто замечательно и ни словом не обмолвившись об отсутствии Марты, я отключила связь. Разговаривая с Лёшей села в кресло, да так там и осталась сидеть, смотря в окно. Солнышко постепенно скрылось за верхушками деревьев, ещё не совсем стемнело, но сумерки быстро накрывали становку. Ничего не хотелось: ни есть, ни спать, что-либо делать и готовить уже не имело смысла — для кого? В какой-то момент словно вынырнула из омута грустных мыслей, с удивлением отмечая, что так долго просидела в кресле без движений. Искупавшись, легла на диван перед включенным телевизором, да так и уснула там же. Весь следующий день слонялась по домику словно привидение, я даже ночную рубашку не сняла, просто накинула поверх неё халат и заплела нечесаные волосы в косу. Единственное что вносило разнообразие это стук в окошко — жители становки, по просьбе Марты приходили узнать как я тут. Но у меня не было желания с кем-то разговаривать и одёрнув шторы я изображала на лице улыбку показывала палец вверх и кричала чтобы услышали через двойное стекло, что у меня всё хорошо. На следующее утро, надавав себе мысленно подзатыльников, нахохлившись как воробей, я взялась за повседневную работу и только на следующий день, ближе к вечеру не выдержав наплыва эмоций, обернувшись, побежала в лес. Ну и пусть темно, пусть холодно, но находиться в домике, сидеть перед телевизором или камином в одиночестве не было сил. Это был не первый Новый год, который я встречаю одна. Мама раньше вынуждена была уходить работать, теперь-то я знаю, куда она уходила. Но раньше я никогда не строила планов, не жила в ожидании праздника, знала что буду одна и не было так одиноко и пусто на душе как сейчас. Хотя нет, вру. Было! Одиночество преследует меня по жизни, только для чего нужна такая жизнь? Когда в праздник некого обнять, поцеловать и поздравить. Не о ком заботиться, и нет рядом с тобою ни-ко-го. Подняв морду волчица тоскливо завыла на выглянувшую из-за туч луну и бросилась бежать, вышвыривая буруны снега. Морозный воздух будоражил кровь и кружил голову, яркая луна словно безмолвно одобряя, подгоняла: вперёд, быстрее, беги! И я мчалась. Куда? Не знаю. Наверное, от себя, от обид и разочарований, от одиночества, в надежде хоть на миг ускользнуть от них и затеряться за соснами, кедрами, за тем огромным сугробом. Спрятаться от них и пусть они меня не найдут. Возвращалась на уставших лапах. Хорошо хоть можно было побегать и выплеснуть накопившуюся боль. В городе я такой возможности была лишена. Подошла к дому, зашла в пристройку и схватив зубами кожаное кольцо на ручке двери потянула закрывая дверь. В пристройке обернувшись, накинула на голое тело дублёнку и босиком по снегу побежала в дом. В дублёнке прошла в спальню и уже там скинув её, одела мягкую фланелевую рубашку, натянула штаны. В камине потух огонь, в доме было ещё тепло, но через час другой станет холодать, позже разожгу, для себя стараться особо не нужно. Вышла в зал, легла на диван и обняв подушку отстранённо смотрела на проплывающие тени на стене — это ползущие по небу тучи заслонявшие луну показывали свой, такой неповторимый театр теней. За окном послышался скрип снега: кто-то подошёл к дому, зашёл в сени, я прикрыла глаза с отчаянием желая чтоб непрошенный гость убрался — не хочу никого видеть. Скрипнула дверь и вошёл Максим. Я села и недоверчиво посмотрела на него.
— Максим? Ты что тут делаешь?
Он подошёл и присел передо мною на корточки. Положил мне руку на лоб, убрал.
— Ты как себя чувствуешь?
Я пожала плечами, ещё не до конца осознавая и не веря, что вижу его.
— Нормально.
Он встал, включил торшер и прошёл к камину. За стеной дома, в пристройке, тихо загудел генератор. Максим присев на корточки, закатав рукава водолазки, выгреб из камина в ведро золу и закинув дрова разжигал огонь. А я сидела и не могла отвести от него глаз: серая водолазка плотно облегала торс. Массивная грудь, широкая спина. Вот он, сидя на корточках, выпрямился и положил ладони на колени. Сильно, до жути, захотелось подойти к нему, присесть и прижаться к этой спине грудью заведя руки ему на грудь. Казалось ещё миг и я не сдержусь — подойду, но наваждение развеялось стоило ему заговорить:
— Я заходил с час назад. В доме темно, пусто. Подумал вы у кого-то из соседей в гостях. Нет, все по домам кто сидит, кто спит. Как дурак ходил говоря что лично каждого хочу поздравить. — Он раздул огонёк и встав вытащил из кармана платок. Вытер руки, посмотрел на меня. — Честно говоря на меня смотрели как на идиота. Но радостно поздравляли в ответ. — Усмехнулся он. Вновь подошёл и присел рядом на корточки. Упёрся локтями в мои колени и подняв голову посмотрел на меня:
— Ты была удивлена увидев меня, неужели не почувствовала что я заходил?
Я мотнула головою не отводя глаз и почему-то шёпотом ответила:
— Я вчера днём с «Матерейкой» возилась. Листочки и цветы измельчала, просеивала. Вот и надышалась так, что до сих пор её запах мерещится.
— Странно. Я чувствую от тебя какой-то пряный запах, но не сильно.
Я усмехнулась:
— Так я в перчатках работала и фартук специальный и потом отмывалась ещё.
— Ну да и по лесу неизвестно сколько носилась. — Он замолчал. Некоторое время мы так и сидели в тишине: я на диване, он напротив меня на корточках положив ладони на мои колени и смотрели друг другу в глаза. — Ответь мне пожалуйста: почему ни я ни Алексей не знали что Марта уехала? Как такое вообще могло произойти?
Я опустила глаза и отвернулась.
— Так получилось.
Максим мягко прихватив мой подбородок повернул лицо обратно.