— Я особо много не брала, — взгляд на Марту не поднимала, — юбки, две, чуть ниже колена. Двое брюк — чёрных, три блузки, кофта, куртка. Я не знала, что задержусь здесь.
— Нет, из этого ничего не подойдёт, мне тут страшень такая не нужна! И на слова мои не обижайся! — Хотя при моём состоянии я даже и не подумала об обиде, — мне помощница нужна такая, чтоб я не вздрагивала, всякий раз на неё смотря. А сейчас на тебя без слёз не взглянешь. Пойди, я в зале где-то телефон оставила, принеси, а то силы на тебя потратила, тяжело мне сейчас.
Молча встала, принесла ей телефон. Между прочим крутой какой-то, явно из последних моделей — неожиданно. Марта набрав номер, уже более бодрым голосом заговорила: «Але, Катенька, девочка здравствуй, а ты где сейчас? Ой как хорошо, прямо замечательно, ну Катюша зайди ко мне — работа для тебя есть». Отложив телефон, уже мне: «При Катюше вопросов никаких не задавай, не возражай, что не понравится, после её ухода обсудим. А пока поставь-ка ещё чайник. И Лея улыбайся. Тебе сейчас тяжело, понимаю, но нам лишние вопросы ни чему.
Я молча не возражая, поставила чайник. А смысл возражать, если не знаешь, чего от тебя хотят и по каким они здесь порядкам живут. Состояние было какое-то заторможенное, эмоции свернулись комочком, где-то в глубине души. Рассказав Марте о своей жизни, я словно опустошилась. Хотелось забиться куда-нибудь в тихий уголок и обдумать случившееся. Из задумчивости вывел вопрос:
— Лия, а артефакт ты где носишь?
— Я вытащила крестик из-за ворота блузки, продемонстрировав его.
— Надо его спрятать, сними его и положи за ткань бюстгальтера, так и так при теле будет и не вызовет не нужных вопросов.
Молча, не задумываясь, выполнила сказанное. Тишина опять обступила нас и лишь закипающий чайник сердито попыхивал над огнём. Когда разливала чай, Марта встрепенулась, повела головой, принюхиваясь и со словами: «Вот и Катюшенька пришла», направилась из кухни. Уже на пороге обернувшись спросила:
— Тебе какой цвет нравится?
— Зелёный и синий, — ответила на автомате.
Кивнув, она вышла. Я поставила на стол ещё одну чашку, налила чай. В это время в комнате, рядом с кухней раздались голоса и меня позвали.
— Катюша, вот познакомься, помощница моя — Лиюшка, — я кивнула:
— Приятно познакомиться. — И натянуто улыбнулась, выполнив наказ.
Катюша, девочка, как называла её Марта, была женщиной на вид за 50. Тёмно русые волосы, заплетённые в косу, приятное лицо и улыбка не только на лице, но и в глазах. Она попросила меня раздеться, чтоб снять мерки и я молча, с улыбкой, наверное похожей больше на оскал, разделась до нижнего белья. Обмеряв меня вдоль и поперёк портновским метром, Катерина спросила, заглядывая в глаза:
— Умаялись небось сегодня? Вид у вас дюже уставший.
Я кивнула:
— Да, день выдался очень тяжёлый.
Одеваясь я уже не слушала беседующих женщин, со мной происходило нечто странное: руки начали дрожать, на глазах грозились вот вот выступить слёзы. Обида, тоска, непонятная боль наваливались, словно бетонная плита. Не понимая происходящего, я задышала чаще, стараясь сдержать чувства, заозиралась по сторонам, готовая убежать, спрятаться. Марта заметив моё состояние, быстро выпроводила Катерину и приобняв меня за плечи, утянула на диван, где у меня, словно прорвав плотину, хлынули слёзы. Сотрясаясь в рыданиях, я вспоминала всё рассказанное сегодня. В душе бились, сталкиваясь, мысли: «За что?» Всю жизнь скрываться, прятаться как улитка в раковину от всех и даже от единственного родного человека. Вспомнились окружающее меня презрение, жалость в глазах, постоянные смешки не только за спиной, но и в лицо — всю жизнь они сопровождали меня. Ярость, боль рвались из груди и я откинув голову закричала. Громко, надсадно, рыдая кричала не чувствуя руки фактически чужой женщины, которая удерживала меня, гладила, что-то шептала. Выкрикнув всю боль, хотела отстраниться, но Марта удержала и привлекла меня обратно к себе. Уронив голову ей на плечо, я всё ещё шептала: «За что?». «Ненавижу! Ненавижу всех людей, они твари!». Вспомнив виновника всех моих бед — отца, яростно, икая и судорожно всхлипывая после уже отступившей истерики, шептала раз за разом: «Ненавижу!». Сквозь пелену отчаяния, обиды и ярости слышался голос: «Хорошая, хорошая моя девочка. Покричи, покричи. Поплачь. Так нужно! Так будет легче» и всё гладила меня по голове, удерживая и прижимая к себе. Дыхание моё стало понемногу выравниваться, подняв голову, убрала прилипшие к мокрому лицу волосы: «Ссс па ик, спасибо ик». Мелькнула мысль, что за всю жизнь, меня ещё никто и никогда не утешал, мама никогда так не прижимала к себе, не гладила по голове, приговаривая что-нибудь доброе. Я должна была сдерживать свои чувства и не жаловаться, училась решать все проблемы самостоятельно. От этих мыслей слёзы опять потекли из глаз и меня опять притянули и приласкали. Постепенно поток слёз стал иссыхать и меня начала колотить нервная дрожь. Я отстранилась и обняла себя за плечи. Марта встав, потянула меня за собою. Я же как бездушный болванчик, пошатываясь, пошла за ней.
— Вот Леюшка, умойся. Холодная водица заберёт часть плохого, умойся, — и подтолкнула меня к раковине. Холодная вода принесла облегчение. Долго я так простояла бы, нагнувшись над раковиной, набирая в пригоршни воду и медленно омывая лицо, но Марта оттянула меня, вытерла лицо, опять проводила в комнату, усадила на диван.
— Выпей моя хорошая, счас тебе необходимо.
Мне в руки сунула стакан и я не смотря что там и не принюхиваясь, выпила одним махом. Марта мягко, но настойчиво уложила меня, убрав в сторону всё ещё распущенные волосы, присела рядом. Меня гладили по голове, рукам, а я даже не заметила, в какой момент глаза закрылись, и я провалилась, в такой необходимый для меня сон.
Марта ещё посидела некоторое время на краюшке дивана раскачиваясь с закрытыми глазами. Тяжело встала и, негромко что-то бормоча под нос, ушла.
В комнате стояла тишина и лишь старинные часы негромко отмеряли ход времени. Постепенно опускались сумерки, тени удлинялись. На пороге показался мужчина, с минуту постоял, словно раздумывая о чём-то, но вот решился и подошёл к дивану. Максим, а это был он, как и ранее Марта, присел на край и протянув руку убрал с моего лица спутанные пряди волос. Рука задержалась и вот он, уже прихватив ещё одну прядь, пропустил её сквозь пальцы. Волосы чёрным, блестящим шёлком скользнули по мужской ладони и упали на подушку, спускаясь дальше, концами разметавшись на полу. Мужчина глубоко втянул воздух, словно пытался из запахов витавших в комнате, вычленить один. Нахмурился, обвёл взглядом лицо, пробежался по спине и протянув руку поправил на мне покрывало. Но я спала, ничего не зная о визитёре, не слыша его удаляющихся шагов.
ГЛАВА 6
Валлия
«Когда мне тяжело, я всегда напоминаю себе
о том, что если я сдамся — лучше не станет»
Майк Тайсон
Пробуждение было тяжёлым. Голова болела, горло першило, на душе паршиво и честно говоря мучила совесть перед Мартой. Было единственное желание — помыться, отдраить мочалкой до красноты кожу, смыть казалось липкий налёт всех испытанных за день эмоций. Комната погрузилась в вечерний сумрак, стояла тишина. С улицы доносился голос Марты беседующей с кем-то. Кое-как заплела волосы и вышла на улицу. Чуть дальше по улице Марта разговаривала с какой-то женщиной, я остановилась поодаль. И подходить не хотелось и уйти неудобно было. Хорошо хоть в вечерних сумерках не видно моего наверняка опухшего лица «фееричной красоты». Правда заметили меня быстро и Марта попрощавшись, направилась ко мне:
— Лиюшка, — она подошла, разглядывая моё лицо, заглядывая в глаза, — ну как ты?