— Это частное владение. Нет, у него есть прикрытие, официально это благотворительная спортивная организация, кое-кто из наших даже участвовал в чемпионатах. Но я не помню ни одного случая, чтобы к нам приходили посторонние.
Фредерик хмыкнул.
— Я так понимаю, что у вас там всё оборудовано по последнему слову, — сказал он.
— Ну да, — не сдержав гордости, кивнула я. — Может, и не так богато, как вы привыкли, но есть всё необходимое. А уж на вооружении, тренировочном и медицинском оборудовании никто не экономит.
— И сколько всего Стрелков там живёт? Включая обслуживающий персонал?
— Ну, сотни три человек наберётся.
Фредерик задумчиво кивнул, поглаживая рукой подбородок.
— А какие у вас там расценки? Я понимаю, они зависят от сложности работы, но всё же, какой доход в среднем приносит отдельный Стрелок?
— Ну и вопросики у вас… Я не составляла бизнес-плана, но… Меньше пяти тысяч за дело не берут, и это обычно не ликвидация, а какая-нибудь рутина: груз сопроводить, здание поохранять, слишком много о себе мнящих контрактников на место поставить…
— Вы и таким занимаетесь?
— Ну, если бы мы только убивали, наши клиенты быстро бы закончились. Деньги нужны всем, и даже Стрелки не могут себе позволить быть слишком привередливыми.
— Логично. И часто вас нанимают для такой вот рутины?
— Кое-кто даже сотрудничает с нами на постоянной основе. Что до расценок на ликвидации, то могу сказать: самое дорогое моё дело тянуло на двадцать пять тысяч. Правда, такое у меня было только однажды, своеобразный экзамен на профпригодность, так сказать. Я была ещё новичком, когда дезертировала, так что до настоящих вершин подняться не успела. А у других бывали заказы и на пятьдесят, и, как говорили, даже на сотни тысяч.
— Но вы не оставляете эти деньги у себя? Они идут Ордену?
— Конечно, Ордену. Мы живём на всём готовом, а если возникает необходимость покинуть Башню и какое-то время пожить автономно, то для такого Стрелка открывают личный счёт.
— Но сотни тысяч, полагаю, вы зарабатываете не каждый день, — сказала Альма.
— Нет, конечно. Даже не каждый месяц.
Альма глянула на небо, потом посмотрела на часы.
— У нас с вами очень интересный разговор, ребята, но всё же не пора ли двигаться дальше?
Мы согласились и начали собираться. Когда всё уже было готово, и оставалось только надеть рюкзаки, я не утерпела и спросила у Фредерика:
— А если бы вы знали, что я — Стрелок, вы бы всё равно меня наняли?
— Для Альмы? Если честно, возможно, что и нет. Я бы придумал что-нибудь другое, что позволяло бы нам регулярно видеться.
— О боже, зачем?
— Затем, что я не хочу с вами расставаться. Чувства не выбирают, Стрелок перед вами, или не Стрелок.
— Фредерик! — я закатила глаза. — Только не говорите, что вы верите во всю эту чушь вроде любви! Я — не сопливая семнадцатилетка, да и вы — взрослый человек и бизнесмен. Давайте оставим эти розовые сказочки детишкам и домохозяйкам.
— А почему я не должен верить в любовь? — Фредерик внимательно посмотрел на меня.
— Да потому что нет её, этой любви! Есть только мечты романтиков, неизвестно почему принятые всеми остальными за эталон высшего блага. Да иногда — буйство гормонов, от которого сносит крышу, и больше ничего.
— Лилиан, — Фредерик закинул рюкзак на плечи, и мы все вместе принялись спускаться в ложбину, через которую намеревались миновать последнюю цепь холмов перед отрогами, — но ведь, если подумать, все чувства — это игра гормонов и электрических импульсов в клетках и рецепторах. Но ведь в подлинности остальных чувств вы не сомневаетесь?
— Нет, не сомневаюсь. Но я не понимаю, почему именно это чувство обозвали так возвышенно, и так по нему воздыхают, когда есть другие, куда более точные определения. Похоть, например. Или желание, если уж обязательно нужно облагородить. Секс — естественная потребность человека, а из неё почему-то сделали фетиш.
— То есть, по-вашему, всё сводится к физиологии?