В общем, по всему выходило, что надо выбрать момент и извиниться перед нанимателем за грубость. И надеяться, что мои извинения будут приняты. Ведь возможностей отравить мне жизнь у Фредерика Свеннисена много, и если он окажется мстительным или принципиальным… Можно, конечно, попытаться в очередной раз переехать, сменить имя, но как раз этого мне не хотелось. После побега из Ордена это был уже третий город. К тому же мне выпал хороший шанс, и кто мне будет доктор, если я не сумею им воспользоваться?
Трудно так просто взять и отказаться от мечты.
Приняв это непростое, но необходимое решение, я несколько успокоилась и принялась с интересом присматриваться, а что же там делают наши исследователи. Видимо, с забором проб уже было покончено — почвенные щупы, похожие на гибрид ручного насоса с огромным шприцем, лежали в стороне, и Матей как раз чистил один из них. Фредерик закончил со своими рассказами и теперь помогал грузить пакеты, в которые упаковали извлечённый грунт, в багажное отделение одного из джипов. Когда я подошла поближе, на меня пахнуло холодом — не просто хранилище, а холодильник, фу ты, ну ты. Альма что-то сосредоточенно печатала у себя в планшете. Шон Захариев, присев на корточки, колдовал над чем-то, напоминающем спектрометр, время он времени переползая немного в сторону. Когда я подошла поближе, невольно помешав ему занять новую позицию, он кинул на меня кислый взгляд снизу вверх:
— Отойдите, пожалуйста.
Я отошла, не сдержав улыбки. Уж очень он в этот момент напомнил мне мальчишку лет пяти, что-то сосредоточенно рисовавшего мелком на дорожном покрытии. И точно так же хмуро глянувшего на меня, когда я наступила на его рисунок: «Тётя, подвиньтесь, пожалуйста…»
— Ну, здесь мы закончили, — громко объявила Альма. — Двигаемся дальше.
Новый переезд оказался коротким. Альма сидела рядом, не сводя глаз со своего планшета, и в какой-то момент издала торжествующий возглас. Оказалось — её планшет поймал поток данных с установленных вдоль дороги во время ещё прошлой экспедиции датчиков и сенсоров. До города он не доходил, и не было вообще уверенности, работают ли они ещё. Оказалось, что работают.
— Поздравляю, — с довольным видом сказал Фредерик.
Ещё спустя несколько минут мы остановились. Лес здесь подступил к разбитой дороге вплотную, и выглядел густым и неприветливым. Но красивым. Листва покрывала только верхние ветки деревьев, тянувшиеся к небу, в то время, как с нижних, засохших, спускались бороды разноцветного мха, иногда довольно внушительных размеров. По обочине тянулась полоса высокой, почти в рост человека, травы с жёсткими стеблями чуть не в палец толщиной, так что мужчинам пришлось буквально прорубать нам тропинку. Правда, потом, уже под деревьями, почти закрывшими солнце, трава стала ниже, а потом и вовсе исчезла, оставив вместо себя ковёр из пружинившего под ногами мха. Иногда из него высовывались серые и коричневые бока больших камней в пятнах лишайника. Когда мы вошли под, как говорили наши предки, сень ветвей, стало довольно сыро. Я даже невольно подумала, не пора ли надевать маску.
Перед этим у нас случился небольшой спор — я наотрез отказалась тащить тяжёлый портативный холодильник, заявив, что возьму с собой лишь то, что можно легко бросить в любой момент. Калум и Ян раздосадовано напирали, что я не какая-нибудь принцесса, а всего лишь возомнившая о себе цаца, и даже позвали Даниэла — видимо, чтобы задавил меня своим авторитетом. Оборвала спор Альма, сказавшая, что я могу взять, что захочу. Даниэл лишь молча сплюнул, и на этом спор закончился. В результате я взяла сумку с контейнерами и пакетами для образцов почвы и растительности.
Процессия гуськом двинулась по прорубленной Элвином и Джеймсом тропке. При этом Фредерик отстал, и я, немного поколебавшись, тоже задержалась, пропустив остальных вперёд. Не дело это — оставлять свою подзащитную без присмотра в незнакомом месте, но у меня могло сегодня и не случиться больше шанса поговорить с её братом практически наедине. А извиняться перед ним на чужих глазах я не желала категорически.
— Господин Свеннисен…
— Да? — он повернулся ко мне. Слава богу, я-то ведь морально готовилась к тому, что он сделает вид, будто не слышит.
— Я хочу извиниться перед вами за вчерашнее. Мне не следовало так с вами себя вести.
— Ну, что вы, не стоит, — он слегка улыбнулся. — Я и сам виноват — мне и правда нужно было быть с вами более корректным.
Я моргнула. Опять то же самое — он так легко сдавался, признавая мою правоту, что у меня невольно возникало подозрение — а что может стоять за такой покладистостью? Не то всё, что случилось, для него ровным счётом ничего не значит, не то он что-то задумал, а эта покладистость просто для отвода глаз. Или у меня просто паранойя, и он в самом деле ничего плохого не хотел и не хочет? Может, с ним вполне можно договориться?
— Я ценю вашу заботу, правда. Просто она выглядела так, словно… ну… — я запнулась, испытывая мучительную неловкость от попытки назвать вещи своими именами. — Как будто я вам нравлюсь.
— Ну почему же — как будто? Вы мне действительно очень нравитесь.
Сказано это было всё тем же мягким, доброжелательным тоном, и я от неожиданности остановилась. После чего мне пришлось догонять, потому что Фредерик остановиться и не подумал. И даже не обернулся на меня.
И за весь тот день, пока Альма с Захариевым и помощниками набирали пробы почвы и воды из небольшого ручья, на берегу которого сняли слой мха для исследования, и занимались прочими замерами, ни на привале для обеда, ни во время дальнейшей дороги — словом, да самой ночи мы с Фредериком Свеннисеном так и не сказали друг другу ни слова. Я — потому что не знала, что после такого говорить, а почему молчал он, мне оставалось только догадываться. Я снова чувствовала, что начинаю злиться, не то на его поведение, не то на собственное от него недоумение. Если, как ты говоришь, я тебе нравлюсь — почему же ты никак этого не демонстрируешь? А если нет, то зачем сказал? Сделай уж ты что-то определённое, чтобы и я смогла определиться со своим поведением в отношении тебя, в конце-то концов!
Но мои мучения были и оставались сугубо моей проблемой. В конце концов, этого всего-то две недели, в который раз напомнила я себе. И половина одной из них уже прошла.
— У, какой туман, — выглянув в прозрачное окошко в боку палатки, сказала Альма. — Пора надевать экипировку.
Туман действительно был такой, что сквозь него едва-едва проглядывал бок соседней палатки. Мы и так вчера вечером перед сном тщательно вытерли открытые участки тела и волосы, на которых могли остаться капельки воды. А сейчас и вовсе выйти без маски означало бы обречь себя дышать сплошной кислотой.
Нет, конечно, дыры в лёгких сразу же не появятся. Но обжечь слизистые можно значительно.
Это также означало, что собраться вокруг костерка или плитки и поесть в кругу коллег сегодня не получится, чему я, если честно, не очень огорчилась. И мы с Альмой в палатке распечатали и съели по порции готовых пайков. Никогда не понимала, почему их ругают — еда как еда. В магазинах, бывает, продаётся большая гадость. А тут контейнеры даже согреть можно, просто сорвав наклеенную полоску с химического подогревателя.
Альма свою порцию съела совершенно спокойно, не морщась и не жалуясь. Что ж, я уже успела убедиться, что мои опасения получить в подзащитные избалованную дамочку, истерящую по поводу потёкшей туши и того, что постеленная ей красная дорожка недостаточно нова, не оправдались. И Альма, и Фредерик вели себя точно так же, как наши выросшие за пределами купола спутники. Правда, ещё вопрос, как они потянут пеший переход, но пока никаких проблем мои клиенты мне не создавали… ну, если смотреть с точки зрения исполнения моих обязанностей. Альма так точно не создавала.
— Ваше производство? — спросила я, кивнув на логотип на упаковке пайка. Не такой, как на тех продуктах от Свеннисенов, что я видела до сих пор, но ведь и продукт другой.
— Ну что ты. Пайками занимаются Мартины. У нас с ними разные ниши сбыта.
— Вот оно как…
— Хотя когда-то мы действительно конкурировали. Но потом поделили рынок, и все остались довольны. А конкурируем мы с Флиннами и Пешевыми.