В затылке заломило. Почему я стала забывать? Ведь прошло не больше суток. Но чем больше об этом размышляла, тем больше усиливалась боль. Вся эта история вообще походила на какой-то сон, который не имел ничего общего с реальностью.
— И как же вы дошли до такого, Стрельцова Олеся? — сквозь дымку боли донесся его вопрос.
Если бы я сама знала. Хотя нет, знала, но всё ещё не могла поверить.
— Студентка престижного университета. Перешла на второй курс. Отличница, которая сама смогла поступить на бюджетное отделение, — перечислял Туманов, и я слышала, как шуршали бумаги, когда он просматривал документы. — Все преподаватели отзываются о вас исключительно положительно. В связях с радикально настроенными группировками замечены не были. Почему вдруг решились на такой шаг?
Я упорно молчала, лишь слегка сжалась.
— Вы были знакомы с Разиным раньше? Он обидел вас? Что могло побудить такую девушку взять артефакт с проклятьем и попытаться убить совершенно чужого человека.
«Любовь…»
— Или дело не в нём? И не в вас?
Снова зашуршали бумаги.
— Стрельцова Алиса, восемнадцать лет, трижды была арестована за участие в незаконных забастовках. На сколько вы её старше?
«Леся… Лесечка, я не знаю, что делать…» — и бездонные светло-карие глаза, в которых застыли слёзы. Мы ведь совсем не были похожи. Ни по характеру, ни внешне…
Снова промолчала и еще сильнее опустила голову.
— Почему вы не приняли яд, Олеся? Ведь вас этому учили? Не сможешь сбежать — убей себя. Всё для правого дела… Или, может быть, вы думаете иначе?
Я вообще ничего не думала. Мне всегда было всё равно, кто такие маги и чем они занимаются. Я не чувствовала себя ущербной или обделённой, что родилась человеком. Мне, наоборот, это нравилось.
Это Алиска всегда мечтала изменить мир, а я лишь хотела жить.
«Спаси нас, Леся».
— Отведите меня в камеру, я всё равно ничего не скажу, — тихо ответила я и подняла голову, устало глядя на него.
Боль в затылке стала просто невыносимой, от неё перед глазами всё темнело.
— Ваша сестра уже дала показания.
Я пожала плечами.
— Уверяет, что совершенно ничего не знает о вашей выходке, что давно завязала с криминальным прошлым.
Мой взгляд не выражал ничего. Я ведь знала, что так будет, знала, на что шла.
А внутри что-то замирало от неправильности: «Знала ли? Хотела ли?»
— Отреклась от вас, — продолжал он, и каждое слово больно било, всё сильнее и сильнее увеличивая давление.
Как же хотелось вскочить и закричать. Было так мучительно, что я с трудом могла сидеть на месте.
Сердце зашлось от страха: может, это уже и есть пытка? Может, они уже сейчас проникают ко мне в мозг? Ломают блок? Я была рада, когда на пятнадцатилетие мама отвела нас к менталисту и нам поставили сильный блок. Но что он значит для Стражей?
— Мне всё равно, — безжизненным голосом ответила ему и вновь опустила голову, сжимая руки в кулаки.
— Олеся, вам плохо?
Сдерживаться больше нет сил.
— Прекратите, — прорычала я, с трудом шевеля губами.