— Горько? — попыталась я изобразить сочувствие.
— Старательно! — юморил мой собеседник.
— В ее распоряжении четыре десятка молодых мужчин, вот пусть они ее и успокаивают! На мне двое малолетних детей! Не нужно на меня еще вешать двух престарелых кошёлок!
— Злая ты! — не выдержал пернатый.
— Все правильно! А еще эгоистичная и мстительная! — сияя, согласилась я с чернявым, усугубив его обзывательство еще парочкой определений. — Нужно было вызывать кого-нибудь другого, доброго, покладистого и исполнительного. Я к вам в гости не напрашивалась, сами затащили! — вдохновленная головной болью, отчитывала я говорящую птицу.
— Кар! — громко закричал ворон.
В моей голове разлилось мелодичное звучание колокольного звона, и негу с меня сдуло.
— Ммм! — простонала я, держась за виски. — Щур, поганец, я из тебя суп сварю!
— Какой? — не унимался самоубийца.
— Вкусный! — отчеканила я.
— Что ж ты сморщилась, будто редьки отведала? — укорял меня камикадзе.
— Это я не от редьки, а от вина, — оправдывалась я.
— Какого? — методично вел допрос родственник Каркуши.
— Горынычевского, а этот чешуйчатый паразит даже не предупредил, что оно такое коварное! — слабо негодовала я.
— Чье вино ты пила? — у поражённого отвис клюв.
— Ты головную боль вылечить можешь? — где ж я в этом захолустье таблетки обезболивающие найду?
Ворон взмахнул крылом, меня обдуло ветерком, чудесным образом убирая головную боль.
— Щур, ты кудесник! — с трудом веря в произошедшее, обрадовалась я.
Ворон довольно каркнул, но в моей голове на этот раз колокольного набата не случилось.
— А белочки и зайчики с тобой прибежали? — вспомнила я о Ванюшкиных друзьях.
— Нет, они границу не рискнули пересекать, их химеры и горгульи переловили бы, — снисходительно ответил ворон.
Я уселась на постель и, укрывшись одеялом, стала внимательно разглядывать птичку.
— Тогда, как ты, друг любезный, сможешь объяснить свое здесь появление? — прищурившись, допытывалась я. — И почему тебя тварюшки не тронули?
Птица, замерев, уставилась на меня немигающими глазами.
— Выходит, работаешь на два фронта! — констатировала я. — Говори, шельмец, что Кощей задумал?
— Елисея извести! — даже не задумавшись, ответил Щур.
— И этот врет! — возмутилась я. — Не стыдно?
— С чего ты взяла, что я вру? — пытался оскорбиться чернявенький.
— С того, что если бы Кощей захотел извести оболтуса, то давным-давно это сделал бы. Насколько я помню, еще вчера днем косенький был вполне свободен в своих передвижениях, а ближе к вечеру его арестовали! Почему так? Чем-то другим были заняты? И про царенка забыли! Поздно спохватились! Для отвода глаз в тюрьму засунули! — вела я допрос говорящей птицы. — Я права?
— Тебе виднее, красавица! — пытался отшутиться ворон. — ОЙ! — взвился под потолок пернатый.