От его лобызаний Степка снова пропадать начала, да тут на выручку участковый пришел. Он своим авторитетным плечом отодвинул мужика и недовольно так рявкнул:
— Что Вы, Петр Ильич, людям голову морочите! Сами заявление написали, а теперь, «помилуйте, какие жалобы»?
— Прошу прощения у Вас, Вячеслав Сергеевич и у Вас, прекрасная соседка… простите, не знаю имени-отчества… — но Степка, утонув в глазах-омутах не услышала вопроса в его фразе, — я забираю свое заявление, сущее недоразумение! Еще раз, простите! — и все это скороговоркой, да глаз со Степки не спуская. Женщина нервно одеяло поправила, глупо хихикнула, глазки в пол опустила и тут почувствовала самый настоящий пинок и голос Лукерьи:
— А-ну быстро спроваживай их, самка ты озабоченная! — «самка озабоченная» сразу отрезвела, обиделась, но в руки себя взяла.
— Ну, господа, если ко мне нет никаких претензий, то я пожалуй… пойду? — сказала со злостью, не на мужчин однако, направленной.
— Да-да! Естественно! Извините за беспокойство! — отсалютовал участковый.
— Рад знакомству! — пробасил сосед и дверь перед ними тут же захлопнулась.
Степка пару минут глубоко подышала, собираясь с мыслями, а затем развернулась и в кухню помчалась.
— Лукерья, ты кого самкой обозвала? — прорычала зло, на табурет с размаху усевшись.
— А хто, как не самка? — фыркнула та, — сразу видать, что не девица!
— Какая нафиг девица? — взвилась Степка, — я вообще-то замужем… была и мне лет знаешь сколько?
— Тридцать два тебе, — пропела Лукерья, — самка и есть! Ежели б не я, потянула мужиков прям с порогу да в опочивальню! — и едко так захихикала.
— Да ты! Да я! А вообще, что это было? — вдруг выдохлась она, — и правда, едва не набросилась…
— Выпей на, водицы студеной, остынь! — на столе кружка эмалированная появилась с надбитым боком, — да поговорим…
Степанида залпом выпила воды и, действительно, остыла. Возможность мыслить вернулась, да руки дрожать перестали. Но воспоминания безумного обожания никуда не делись.
— Рассказывай, Лукерья, что за… любовный задор на меня напал? Не от дедовой ли наливочки?
— Какой там… Почалося… — вздохнула Лукерья, — не оборотить назад…
— Да ты давай без прелюдий, будь добра!
— Ты, Степанида, теперича невеста свободная… Я говорила, что мужики липнуть стануть…
— Ты говорила, что они липнуть станут, а не я им на шею кидаться!
— Так это… не завсехдать… Всего на сто одну ноченьку… — вяло проговорила Лукерья, словно признаваться опасалась, — вот ежели б ты девицей была… то легче б в разы прошло… а так…
— Ой темнишь, Лукерья… — вздохнула Степка, — все рассказывай!
— А не пустишься наутек? Не покинешь нас, сирых и убогих? — и жалобно так простонала.
— Ты Лукерья, та еще актриса! — фыркнула Степка, — то озабоченной самкой обзываешь, то плачешь про сирых и убогих…
— Я остудить тебя хотела! Ежели б не я, греховничала бы щас с одним, а то и с обома сразу! — совсем иным тоном воспротивилась охоронница.
— С обоими? — у Степки глаза на лоб полезли, — да ты что…
— Угу… силушка, чай не водица тебе…
— Все, Лукерья, не темни, выкладывай как есть. Чувствую, басня про Слагалицу самая невинная была, да? — прошептала женщина.
«Не хвались отъездом, а хвались приездом»
— Обещай не покинуть! — уперлась Лукерья, — погибнем мы без тебя!