— Не, у Евдотьи Ильиничны всего два разочка случилось. Вишь, те две пелеринки на подушках? Они самые…
Степанида удивленно воззрилась на накидки. Обычные такие, цветочки, веточки.
— Это судьбы? — воскликнула она, — никогда бы не подумала!
— Они, — опять вздохнула Лукерья, — убивалась Евдотья, расстраивалась, много разочков пробовала закончить — не сдюжила, не поспела.
— Почему? Что мешало?
— Она баяла, мол черно все… До половины дошла — дале связь счезaла…
— Хм… Ладно. А где остальные? Те, которые удались?
— Хто?
— Ну эти, вышивки остальные, корзинки, носочки? Продавали их Слагалицы?
Тут Лукерья захохотала. Задорно так, громогласно.
— Ты чего? — опешила женщина, — что я такого сказала?
— Да ты что… Как судьбинушку чужую продавать можно? Счезaли они!
— Как? Вышивки и корзинки исчезали? Куда?
— Не знамо куда! Как сплеталась судьбинушка — бац! И счезaли!
— Забавно… — протянула женщина. А потом опять спросила, — а что делать мне?
— Ты об чем?
— Я не умею шить, вязать… Ни крючком, ни крестиком. Никак! Не стоят руки!
— Как так? Нисколечко? — удивилась Лукерья, — баба ты, или хде?
— Я не баба, а женщина! — обиделась Степка, — ну вот не умею! Не мое это! Готовить — тоже не люблю. Ни борщей, не пирогов!
— А мож пошить смогёшь? Сорочку? Передничек?
— Неа, ты что! Я и иголки-то в руках не держала!
— А малевать могёшь?
— Нет!
— А песнИ писать?
— А что и так можно? В детстве писала глупые стишки…
— Глупые не нать! А вот песнь доли подошла бы…
— Нет, не умею…
— Беда, а не Слагалица! — вновь вздохнула Лукерья.
— Ну извините! — вспыхнула Степанида, — я на эту роль не просилась!
И тут же почувствовала ласковое поглаживание. Крапивка утешить пыталась.